Альберт хлопнул себя ладонями по бедрам с таким видом, будто услышал удачную шутку.
– Вам бы шпионские романы писать! Следить за мной? Если у меня когда-либо возникнут проблемы с простатой, то первым, кто о них узнает, будет Гувер[71]
! Они страшно боятся, что я публично выступлю против использования этой поганой бомбы! И от того, что Рузвельта избрали на второй срок, мне не легче.– Ничто не говорит о том, что человек в ближайшей перспективе овладеет ядерными технологиями.
– Мой дорогой Гёдель, ваша наивность напоминает мне восхитительный солнечный лучик. Поверьте мне, атомная бомба уже готова! В последнее время в Институте вам не было несколько одиноко? Военные поставили под ружье всех величайших ученых. Оппенгеймера в коридорах не видно уже давно, фон Нейман[72]
неуловим, как сквозняк. Не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться, чем они занимаются! Ничто так не способствует развитию технологий, как маленькая добрая война.– Но ведь военное превосходство – залог мира.
– Я не разделяю вашего оптимизма, Паули. Концепция устрашения сама по себе противоречит духу милитаризма. Те, кто любит шагать шеренгами под музыку, не внушают мне доверия. Головной мозг Бог даровал им по ошибке, с них вполне хватило бы и спинного. А вы хотите обмануть их надежды и отнять новую игрушку? Это то же самое, что положить под елку рождественский подарок и не позволять его оттуда забрать!
– Но ведь вы сами инициировали эти исследования!
– Для меня это был акт жестокого внутреннего насилия! Я убежденный пацифист. Страшные свидетельства, поступающие из Европы, заставили меня задуматься. Если бы у Гитлера была эта бомба, никто на всем свете не помешал бы ему ею воспользоваться.
Паули кончиком ножа ковырял хлебный шарик, приобретший серый цвет.
– Этот безумец вынудил спасаться бегством всех ученых, которые хоть чего-то стоят. Преследуя «еврейскую» науку, он сам подпилил гнилой сук, на котором сидит.
– Герр Эйнштейн, вы нагнали страху на мою жену. Скоро все эти ужасы останутся позади.
Альберт вытер рот, похлопал себя по животу и бросил салфетку на стол.
– За все время существования современной цивилизации нас никогда еще не ждало более мрачное будущее. Будут и другие конфликты, ведь война – не что иное, как раковая опухоль на теле человечества.
Гости умолкли. У меня на глаза навернулись слезы. «Война близится к концу» – это было единственное, что я услышала из их разговора. Когда она закончится, я смогу вернуться домой. Паули поставил перед Альбертом маленькую фигурку из хлебного мякиша. Вокруг головы он закрепил крохотный восковый диск, который соскреб со скатерти: святой Эйнштейн, покровитель пессимистов. Тот, кто послужил ему моделью, ответил улыбкой.
– Прошу прощения, дорогая Адель, я слишком быстро перешел на галоп. Что у вас на десерт?
– Торт «Захер».
– Браво! Примите мои поздравления! Вы позволите мне раскурить трубку? Благодаря этой старой подруге мысли становятся нежнее и приятнее.
Я вернулась на кухню. В глазах, помимо моей воли, стояли слезы. Гости могли подумать, что они вызваны беспокойством за судьбы человечества, хотя на самом деле я просто оплакивала свой собственный удел и чувствовала себя ребенком в мире взрослых людей. Их вселенная была для меня недоступна: ее нельзя было объяснить простой схемой с помощью нескольких выложенных в ряд камней. У меня не было слов, и оставалось только одно – лить слезы. Я плакала из-за одиночества, скверного английского, из-за того, что вечно блуждала в тумане. Какое-то время тешила себя надеждой, что рядом с соплеменниками смогу зажечь свет в этом мрачном мире, сотканном из зыбких теней. Но по-прежнему блуждала в потемках. Приобрести гражданство в их государстве не представлялось возможным, его жителем можно было только родиться. Несмотря на это, я все же пыталась: немного читала, проявляла интерес к науке, – но стоило мне дернуть за ниточку, как она тащила за собой огромный клубок. Для заурядной танцовщицы ткань была слишком прочной, чтобы разорвать завесу. Я никогда не принадлежала к их миру и среди всех этих гениев до конца жизни буду чувствовать себя изгнанницей. Для меня наступил возраст, когда мужчин будут больше очаровывать не столько мои ноги, сколько кулинарные способности. Возраст безропотного смирения и покорности судьбе. Но я совсем не была готова опять идти на уступки.
Профессор Эйнштейн набросился на торт с таким увлечением, что несколько крошек даже полетели в сторону Курта, который со всеми мыслимыми предосторожностями потягивал из бокала теплую воду.
– Как поживает ваш друг Моргенстерн? Я думал повстречать его сегодня у вас.
– Полностью поглощен подготовкой к изданию книги, написанной совместно с фон Нейманом[73]
. А того сейчас днем с огнем не сыщешь.– Его слишком увлекли игры с нейтронами.
– Чем фон Нейман только не интересуется! Дьявольский человек. Никогда не останавливается. И пьет с той же скоростью, с какой считает!
– Он же венгр, герр Эйнштейн.