Гости вскочили и хором выразили отказ. Курт бесцеремонно ушел, возложив на меня обязанность с ними попрощаться. Они рассыпались предо мной в благодарностях и под ручку удалились, на какое-то время примиренные общим процессом пищеварения. Я вновь открыла все окна, чтобы выветрить дым и запахи жареной пищи. Убрала со стола и высыпала содержимое пепельницы. Затем раздавила ладонью фигурку из хлебного мякиша.
29
Энн рано выехала из Принстона и направилась
в «Пайн Ран», твердо решив на этот раз перевести разговор на более профессиональные рельсы. За рулем она почувствовала в груди знакомую тревогу. Ей было страшно. Молодая женщина посмотрела на себя в зеркало заднего обзора и стерла излишек румян – сегодня она воспользовалась ими, чтобы лицо казалось здоровее и свежее. Но теперь, при сером свете пасмурного дня, больше походила на труп, загримированный бальзамировщиком при морге. Почему ей казалось, что во время каждого визита она словно предстает перед судом? В то же время каждый визит сюда производил на нее такое же действие, как и день, проведенный на море: во всем теле ощущалась чистота, в голове прояснялось, смывалась даже грязь следующей бессонной ночи.Накануне вечером Энн на глаза попались кеды, к которым она не прикасалась вот уже несколько месяцев. Нужно вновь заняться спортом; это тело маленькой старушонки стало для нее невыносимым. Кот окинул ее опечаленным взором, вернулся на диван и вновь предался сиесте. Молодая женщина закрыла шкаф и села рядом с ним. Если бы эта злосчастная космическая лестница существовала на самом деле, то ее верхней ступенькой была бы кошачья жизнь.
«
– На чем мы остановились в прошлый раз?
– Давайте я сначала сниму куртку.
– И то правда. Она у вас отвратительная.
Молодая женщина закрыла окно. Кресло стояло довольно далеко от кровати; она в него села, не пододвигая ближе, лицо ее приняло нейтральное выражение, спина выпрямилась, будто по стойке «смирно!».
– Элизабет и Глэдис чрезвычайно заинтересовались вашим случаем. На этот раз мы с ними сошлись, правда только в одном. Вам нужен мужчина!
Энн чуть не подавилась от смеха, проклиная себя за то, что так быстро позабыла о сдержанности.
– На дворе 1980 год, Адель. Мир изменился.
– Чтобы не считать себя пупом земли, нужно найти объект для обожания и начать им восхищаться. А для этого приличный мужик подходит, как ничто другое!
– Мне никто не нужен.
– Да хватит вам из себя гордячку строить. Мы же свои люди. Между нами, девочками, говоря, хороший оргазм всегда приводит мысли в порядок.
Энн положила руки на колени, стараясь не выказывать эмоций. Ей было прекрасно известно, что Адель очень чувствительна к тишине.
– Вы полагаете, что до 1960 года оргазма не существовало? Что женские наслаждения и радости были изобретены во времена сексуальной революции, как теперь принято говорить?
– Вы что, принимаете меня за недотрогу?
– Да, за недотрогу – во всем, что касается чувств. Лично мне теперь нечего стыдиться. И отчет держать тоже не перед кем, разве что перед Господом Богом. А от него личных посланий я не получала. Вы давно были близки с мужчиной?
– Хотите, чтобы я рассказала вам, как у меня все было в последний раз, из желания добавить перчинку в вашу жизнь, начисто лишенную сексуальной составляющей? В этом деле на меня не рассчитывайте.
– А с кем вам еще об этом поговорить? С психологом? Он докопается до подозрительных отношений с отцом, до соперничества с матерью и прочей ерунды. Личный опыт ничто не в состоянии заменить. У меня на хитрости и лживые предлоги не осталось времени.
Энн с трудом подавила желание послать эту любопытную старуху куда подальше.
– Вот оно что, теперь мы перешли к шантажу.