Богиня мётел

твои глаза  из соли и стекла,
ни шторма в них, ни ласкового бриза,
искусственного моря берег – призма,
непеременчива погода, некапризна,
вода не зеленела, не цвела.

плевком залипли чайки на стекле,
ожогом сигаретным  тлеет солнце,
всё пеплом вместо гальки обойдётся,
и зацветёт, по случаю негоций,
бумажная весна на помеле.

богиня мётел, демон кочерёг,
раскалывая дождевой стеклярус,
жевательного червяка – на парус,
и вместо вёсел  – отражений пару,
и ветру костью в горле поперёк.

Гуппи

еще споем про это и про то
с тобой ли без тебя , елизавета,
не нарушая пропасти заветов
и не гнушаясь  задниц без портков.

запечатлеть ударом кулака
присутствие воздушного пространства,
сняв паранджу  туманности с засранца,
исправив чудака на  м*удака.

и заиграет красками рассвет,
пойдет гулять закат по закоулкам,
а фигли нам, оторванным придуркам,
скрывать , что за душой души-то нет.

гуляй рванина, буйствуй простота
не покупной  и неподкупной веры
в священную непризнанность химеры,
в скота напор  и в "самое с кота"
нутра твоей забавности  размер
на свалках и завалах  личной сути,
да что "с кота"! бывает и на  гуппи
субстанций настоящего размен.

Под копирку

и кто бы мог подумать, что теперь,
теперь, когда расставлены все точки,
из почек также вырастут листочки,
и также в май перетечет апрель,

не рухнет мир, и свет не зашипит,
макнув себя в  простуженные лужи,
и воздух нужен, когда ты не нужен,
и ничего не полетит с орбит.

и в магазинах та же колбаса,
по-прежнему  затюканы кассиры,
и я все та же дура и транжира,
и на своих ошибках дурака
не научили, что с него возьмешь,
раззявит  всю себя нарастопырку,
сдерет и спустит  шкуры под копирку
поверхности расписывая кож.

рванет по бездорожью до весны,
своей весны, а не сезонной драмы,
где господа, ну, и, конечно, дамы,
на слизистой зашорканой десны,
химических карандашей   следы
вылизывают тщетно друг у друга,
а глубоко запрятанная вьюга
балдеет от подобной ерунды.

Мечта