Однако девушка просто легла на траву, растянувшись под солнцем. Она скучала по теплу, по тому времени, когда ее кожа была приятного бронзового цвета, когда можно было надеть легкую юбку, а не постоянно мерзнуть в плотных бриджах из оленьей шкуры. Под теплым солнцем всегда хорошо спалось. Солнце в родной Спарте было горячим, жгучим, оно карало за несоблюдение каких-то правил, как грозный отец, но оттого по нему больше скучаешь.
Здесь, в Асгарде, она сильнее ощутила нехватку того, что не так давно нашла. Дядя в ее глазах был истинным воплощением мужчины. Спартанец, воин, герой, достойный муж и отец. Она совсем не знала, каким был ее собственный отец. В истории остались его подвиги, да рассказы выживших о мудрости и силе великого полководца, но каким бы он был ей отцом, она не знала. Кратос же был рядом, направлял, молчаливо поучал. В его обществе было проще, как в обществе учителя не во время урока, когда он поучает тебя, но не требует точного ответа ради оценки знаний. С Атреем тоже было интересно. Хоть они с Кратосом и договорились, что мальчик не узнает прошлое отца, но он был любопытен во всем. Атрея волновали вопросы греческого языка, устройства власти, легенды и сказания. И София рада была с ним поделиться этим.
Она не заметила, как уснула. Не заметила также, как до этого не заметила, что держалась рукой за Хеймдалля, что касалась его ногой, что повернула голову в его сторону. Когда же парень открыл фиолетовые глаза, он чувствовал еще большую усталость от собственных мыслей и догадок, чем до всего этого. В злости он уже хотел накричать на Софию, но заметил ее рядом — мило спящую у него под боком. Она хваталась во сне за его руку, иногда улыбалась и хмурилась. Сон ее был скрыт от его взора, но он и не хотел его знать, потому что застыл, наблюдая за ней.
Греческая полубогиня своим милым и слегка детским видом создавала обманчивое впечатление безобидного и доброго существа, но Хеймдалль чувствовал в ней скрытую угрозу, чувствовал силу и волю, хоть пока что ее намерения были светлы и наивны. Она не пыталась найти ответы, не лезла в чужие жизни с нравоучениями, но всегда готова была дать совет. Он сжал ее руку в своей. Она сумела зародить в нем сомнения, посеять смуту в его душе. Все ли так, как он представляет? И при том она делала это не специально. Он чувствовал, что по отношению к нему она ощущает какую-то обреченность, будто его уже нельзя спасти, будто все предрешено. Но все что она делала — это не пыталась в нем что-то изменить, а просто старалась показать что-то другое.
Хеймдалль не знал, стоит ли ее благодарить за то, что вспыхнуло в его груди, как не знал, что думать и как поступать дальше. Мир вокруг почему-то перестал казаться таким, как прежде. Он тяжело вздохнул, замечая, как моральная усталость накатила на него. Боги не устают физически, но душевно, психологически… И им тоже хочется иногда прижаться к податливому женскому телу, крепко прижимая к себе и вдыхая странный чужеземный запах песка, солнца и какой-то травы или масла…
========== Часть 3 ==========
Комментарий к Часть 3
Предположим, что Атрею понадобилось больше времени на расшифровку надписи на той самой маске Одина…
— Не понимаю, почему ты бежишь от знаний и даже не хочешь мне помочь? — гневно спрашивал Атрей у своей сестры.
— Потому что я не хочу знать ответы на все вопросы этого и других миров! И тебе не советую… Знание — это лишь очередное оружие в войне…
— Нет, — уверял Софию парень. — Знания помогут избежать войны, помогут спасти отца…
— Или лишь подтвердят теорию о том, что судьбу нельзя изменить! Как же ты не понимаешь, что нельзя избежать Рагнарока! — она тяжело вздохнула, отходя от окна. — Атрей, Локи… Брат, — она положила свою руку ему на плечо, пытаясь отвлечь от маски, — я не хочу смерти твоего отца, моего дяди, но разве ты не понял, что чем больше пытаешься изменить судьбу, тем ближе ты приближаешь ее к реальности? Один многие года пытается изменить свое будущее, но в итоге лишь делает хуже… Я не говорю, что мы должны сложить руки, что должны уповать на судьбу, нет. Брат, мы должны быть сильнее, понимаешь?
— Но это единственная моя надежда, — грустно опустил он голову на книги. — Ведь я должен…
София глубоко вздохнула, беря в руки этот кусок маски. Все это ей очень не нравилось. Якобы «просьбы» Одина, его лживая доброта к Атрею, иллюзия бурной работы и заинтересованности… София чувствовала, что старик не так прост, как пытается казаться. И этот разрыв, эти знания в тонкой зеленой щели, говорящие маминым голосом, лишь подтверждали ее догадки. Брат же уже несколько дней безвылазно корпел над книгами, собирая по крупицам перевод. В этом София ничем не могла помочь. Ее знания ограничивались лишь парой мидгардских языков, Атрей учил ее йотунскому, но он ей дается с трудом. Зато брат не может понять ее родной язык. «И хорошо» — считала девушка. Хоть в одном языке они с Кратосом должны обходить парня.