Богиня охоты

Тем временем Тоби вернулся к столу, держа в руках чашку кофе и тарелку с гренками. Он сел рядом с Софией Хатауэй и стал о чем-то тихо переговариваться с ней. Люси ничего не могла разобрать, как ни напрягала слух. София скромно улыбалась и хлопала ресницами.

Съеденная Люси яичница грозила снова подступить из желудка к горлу. Джереми потянулся к блюду с мармеладом и заслонил от нее неприятное зрелище.

— А тебе не кажется, что я пытаюсь защитить вовсе не Тоби? — спросил Джереми.

Прежде чем Люси успела ответить ему, за столом возник оживленный разговор.

— Чем мы будем сегодня заниматься, Генри? — спросил Феликс.

— День будет ясным и теплым, — сказал хозяин дома. — Может быть, отправимся на рыбалку?

— Прекрасная идея! — одобрил Феликс. — Ты пойдешь с нами, Люси?

Люси почувствовала на себе испытующие взгляды Китти и Софии. Воспитанные леди не ходят на рыбалку, это она знала.

— О нет! Клянусь вам, мистер Кроули-Камбербатч, я давно уже оставила забавы взбалмошной юности, — заявила Люси и взглянула на Тоби. — Я вообще целую вечность не была на рыбалке. Не помню даже, когда в последний раз брала в руки удочку!

— Неужели? — недоверчиво промолвил Тоби. — Это правда, Генри?

Прежде чем ответить, Генри не спеша отрезал кусок ветчины.

— Ну, если считать шесть дней «целой вечностью», то, наверное, это правда. Судя по всему, ты стала слишком забывчивой, Люси. Ты запамятовала не только свою последнюю рыбалку, но и имя Феликса. Почему ты так официально обращаешься к нему? Ей-богу, ты меня беспокоишь. Наверное, ты проводишь слишком много времени с тетей Матильдой, и это плохо отражается на твоей памяти.

— Генри! — одернула его Марианна. — Как тебе не стыдно!

— О, тетушка все равно ничего не слышит, — успокоил ее Генри и, наклонившись, прокричал в ухо пожилой дамы: — Люси решила больше не ходить на рыбалку! Теперь она будет наряжаться в шелка и носить разные побрякушки! А вскоре, возможно, размалюет лицо и убежит из дома, чтобы стать актрисой! Ну не мило ли это?

— Мило, очень мило, — с готовностью согласилась тетя Матильда и с шумом отхлебнула шоколад из чашки.

Люси улыбнулась, еще крепче сжав в руке нож.

— Поскольку день обещает быть теплым и погожим, — заговорила Марианна, — я предлагаю дамам устроить пикник на берегу реки.

— О, это было бы восхитительно! — воскликнула София. — Я возьму с собой альбом и акварельные краски.

— Мисс Хатауэй прекрасно рисует акварелью, — заметил Тоби. — На прошлой неделе она показала мне искусно расписанный маленький поднос для чая. Что было на нем изображено? Розы?

— Орхидеи, — зардевшись, уточнила София.

— А вы рисуете, мисс Уолтем? — спросила Китти.

— О да. Я обожаю рисовать с натуры. А также писать красками. Я тоже захвачу с собой мольберт.

Люси вспомнила, что одна из бесчисленных гувернанток оставила в доме акварельные краски. Надо бы их найти. Но вот только где они могут быть? Может быть, в старой классной комнате?

Ее размышления были прерваны громким причмокиванием и хлюпаньем, которые издавала тетушка Матильда.

— Люси, налей, пожалуйста, тете Матильде еще шоколада, — попросил Генри. — Она уже втягивает в себя воздух, а не напиток.

Люси встала и, стараясь двигаться грациозно, взяла кофейник с шоколадом.

— Я и не знал, что ты художница, Люси, — промолвил Тоби.

Наливая шоколад в чашку тети Матильды, Люси наклонилась пониже, чтобы Тоби оценил ее глубокое декольте и смог заглянуть в него.

— О, сэр Тоби, — с придыханием произнесла Люси, кокетливо хлопая ресницами, — вы еще многого обо мне не знаете.

Внезапно серьга с массивным опалом выпала из мочки ее уха и плюхнулась в чашку старой дамы.

— Не смейся, Джемми!

Люси теперь раскаивалась в том, что игнорировала уроки живописи и не слушалась гувернанток, которых нанимал для нее Генри. Ей следовало, не теряя времени, хоть чему-нибудь научиться у них.

Стоявший у нее за спиной Джереми заглядывал ей через плечо и красноречиво молчал. Люси рисовала акварелью уже целый час. За это время на листе бумаги, прикрепленном к мольберту, образовалось большое пятно, похожее на грязную лужу.

Люси хотела изобразить стоявший вдали дуб в осеннем пестром убранстве. Его оранжево-красная крона четко выделялась на фоне синего неба. Люси сначала покрыла лист бумаги яркой синей краской. У нее получилось великолепное небо. Чистое, безоблачное. Его нельзя было сравнивать с каким-то там подносом для чая, предметом презренной утвари, пусть даже и искусно расписанным.

А затем Люси обмакнула кисточку в оранжевую краску. Однако когда она сделала мазок, изображавший ветку, поверх еще влажного неба, то он вышел у нее не оранжевым, а коричневым. Более того, мазок расплылся, потек по бумаге и превратился в грязный ручеек. Чем больше Люси старалась исправить положение, тем хуже выглядел ее пейзаж. В конце концов акварель превратилась в грязную мазню.

— Слышишь? Не смей меня критиковать! — снова процедила сквозь зубы Люси, обращаясь к Джереми. — Не дерзи мне!