Богиня победы

— Кузя, — говорила она, — как можно пить подобную гадость?! Так, наверное, пахнут армейские портянки. Квартиру хоть проветривай после твоего дринка!

А Кузе нравилось: пахло дальними землями, ветрами Северной Атлантики, торфом, вереском…

С тех пор односолодовому он почти не изменял.

Однако сейчас, рассеянно катая в ладонях стакан с любимым напитком, он меньше всего думал о вискокурнях острова Айли и скудных ландшафтах Западной Шотландии. Возраст неумолимо приближался к сорока, но постоянной спутницы — жены или подруги — у него не было. На Ирине он женился по любви, но не срослось — расстались. С тех пор как Кузьмин занялся бизнесом и стал редко бывать дома, Ирина оказалась предоставлена самой себе. И не было ничего удивительного в том, что после двух лет такой жизни она ему сказала:

— Знаешь, Кузя, ты сейчас женат на деньгах, а мне, помимо денег, нужен муж… Так что подписывай согласие на развод — я замуж выхожу.

Она даже не настаивала на дележке бизнеса, акций, активов — всего того, что обычно требуют и пытаются «отжать» разводящиеся жены. И это настолько поразило Эдика, что он без лишних раздумий оставил ей и дочке огромную генеральскую квартиру на Мосфильмовской, купленную на первый миллион, и отправился в свободное плавание.

Вторая — Светлана — появилась в его жизни сразу за первыми миллионами. И он до сих пор не мог понять, как это случилось. Скорее всего, именно миллионы и были виноваты — такие деньги требовали соблюдения стандарта: рядом по статусу полагалась красивая и капризная женщина. И такая быстро ему попалась в европейских новорусских кругах. Света была парикмахершей, которая быстро бросила профессию, посчитав, что может стать звездой подиума.

Родом она была из Перми. Отсутствие образования компенсировала отменной фигуркой, смазливой мордашкой, недюжинным напором и, в общем-то, достаточно легким и веселым характером.

На этой «легкости бытия» они с Кузей и сошлись. Но уже через полгода выяснилось, что Светка была во всем весела и мила только тогда, когда ей шли навстречу. Малейшее движение против шерстки — и ее веселый нрав куда-то исчезал до тех пор, пока Кузя в очередной раз не уступит ее капризам.

У Кузи, который с возрастом постепенно стал превращаться в Эдуарда, росло ощущение, что вся жизнь не может состоять из поездок на яхте вокруг острова Корфу, бесконечных походов по брендовым бутикам и полетов на экзотические курорты. То есть кое-что из этого ему, безусловно, нравилось, но еще больше хотелось домашнего тепла и уюта, а именно этого от Светки было ждать бесполезно. В итоге — второй развод.

Он купил дом под Брюсселем и опять влился в холостяцкую жизнь. Конечно, он не был одинок — с его-то возможностями! От девушек отбоя не было. Но от новорусских он устал. Эдику захотелось пожить с европейкой. Он вспомнил, как в институте все завидовали одному парню, у которого был роман с дочерью московского представителя газеты L’Humanitee, издания французских коммунистов. Многие, сгорая от любопытства, приставали с расспросами:

— Ну, какие они? Что у них не так, как у наших?

— Да все то же самое, — отшучивался тот. — Поперек ничего нет. Разве что немного изящнее.

Вот Эдик и решил оценить степень изящества европеек. Но все они оказались до боли похожи одна на другую. Француженки и бельгийки, которые работали в брюссельских и парижских конторах и фирмах, были в своих реакциях предсказуемы и банальны. Чтобы с ними общаться, надо было быть в курсе последних модных сериалов. Если ты чего-то не смотрел и не мог мало-мальски поддержать разговор на эту тему, то сразу попадал в разряд скучных и недоразвитых. Il n’est pas gentil, «Он совсем не милый» — таков был их главный осуждающий вердикт. Эдуарду с ними было невыносимо скучно.

И он был в этом не одинок, что подтвердил печальный опыт массажиста Манола. Опыт у Манола был богатый: родом из Армении, с началом перестройки он каким-то образом переехал в Париж, а спустя пять лет осел в Брюсселе и зарабатывал деньги, делая массаж нашим бизнесменам. Манол имел трепетную мечту — жениться на француженке и стать, как Азнавур, французом с армянской душой. Петь он не умел, но был красив, как бог с восточной фрески. И конечно, массажист божьей милостью.

Пользуясь этим смертоносным сочетанием, Манол перезнакомился с огромным числом француженок, несколько раз лечил разные генитальные инфекции, и мнение об этой стороне жизни у него сложилось твердое и устойчивое.