Богиня победы

— Да, говорю, хотя и не слишком часто, — ответила по-немецки Ариана. — Ведь моя семья из Лотарингии, и я с детства говорила со своей бабушкой по-немецки. Но ведь вы не немец? — спросила она, уловив в его речи заметный акцент.

— Верно. Я из Западной Чехии, из Судет, там немало смешанных семей. Кстати, меня зовут Карл. Вас устраивает мой немецкий? — с той же самой неуловимой улыбкой спросил он.

— Вполне. И не только немецкий. У вас прекрасная фигура. — Ариана уже спрямляла углы, еще не признавшись себе, но понимая, что не перенесет долгой одинокой ночи.

«К тому же, — подумала она, — я теперь свободная женщина».

— Вы похожи на спортсмена.

— Вы наблюдательны, — вновь приподнял уголок рта новоявленный Карл. — Я действительно им когда-то был, но давно.

— А теперь чем занимаетесь? — Она задавала вопросы больше для того, чтобы поддержать разговор — решение уже было почти принято.

— А теперь… Теперь я журналист.

— Вот как? И для какого же издания вы работаете? — Она кокетливо прищурилась.

К этому вопросу он оказался не готов, однако моментально сориентировался: на барной стойке лежало несколько журналов, в том числе и на немецком языке. Он небрежно взял один из них:

— Да вот мой журнал. Пишу о Восточной Европе. Но хватит обо мне, — перехватил он инициативу. — Вы надолго в Брюсселе? Или проездом, как и я?

— Я приехала в гости к сестре, но она оказалась в Париже, будет только завтра, поэтому я в гостинице.

Ариана смотрела на Карла, и ее сознание почему-то не принимало информацию, что сидящий напротив нее мужчина — журналист. Как дизайнер-оформитель, она часто имела дело с пишущей братией: чаще всего это были худенькие мужчинки с неразвив-шимися фигурами вечных подростков. Нагловатые, не слишком уверенные в себе, часто необязательные и вечно куда-то спешащие, они вызывали у нее легкую иронию.

Карл был совершенно другим. От ее собеседника исходило ощущение решительности и силы, возможно, даже жестокости. Это одновременно и пугало, и привлекало.

Ариана решила ничего не выяснять. «Журналист так журналист — я же не замуж выхожу», — горько усмехнулась она про себя.

Он посмотрел на часы:

— Бар скоро закроется.

— Да, действительно, — кивнула Ариана, — мне уже пора. Спасибо за приятный вечер.

Она попыталась встать, и ее тут же — от переживаний, от выпитого виски, от неясности своей судьбы — слегка шатнуло.

— Я вас провожу? — ненастойчиво предложил Карл.

— Ну что вы, все в порядке, — неуверенно повела рукой Ариана, — не надо.

— Ваш номер на каком этаже?

— На третьем.

— А мой на четвертом. Мне как раз по пути.

Когда она оказалась рядом с ним в узком лифте с причудливой кованой решеткой, ее охватило чувство неловкости: она совершенно не знала этого человека, однако прекрасно понимала, что ход событий неумолимо ведет их в ее номер. Он спокойно стоял и смотрел на проплывающие этажи. В левой руке у него был небольшой кожаный саквояж. Они вышли на третьем.

— Мой триста двадцатый, в конце коридора, — сказала она, еще не решив окончательно, как ей быть дальше. Она открыла дверь сьюта, повернулась к нему и сказала: — Еще раз благодарю.

— Вы уверены, что хотите, чтобы я ушел? — спросил Карл.

— Нет, не уверена, сегодня я ни в чем не уверена.

— Тогда я войду?

Вместо ответа она прошла в глубь номера. Карл последовал за ней.

Глава 33

Ее разбудила сильная головная боль. На самом деле она еще спала, но боль пульсировала в голове, словно кто-то изнутри ритмично и равнодушно бил в колокол. Поморщившись, Ариана попыталась прогнать эти ощущения — сменила позу, провела рукой по лбу, но боль не отступала. Она открыла глаза.

Слева, на другой стороне огромной «королевской» кровати, спиной к ней спокойно спал незнакомый мужчина. Она зажмурилась. Сквозь удары колокола мозаикой проступили обрывки воспоминаний. Вновь подняв тяжелые веки, она уже более осмысленно взглянула на его сильные широкие плечи, на мускулистую руку, лежащую поверх одеяла. По предплечью тянулся длинный тонкий шрам, будто кожа была надрезана скальпелем.

На заре своего замужества Ариане несколько раз приходилось бывать на операциях, которые проводил Жан-Поль. Да и пациентки порой не только рассказывали, но и показывали, как идет заживление. Поэтому в шрамах она кое-что понимала.

Этот был довольно глубоким. Рану зашивали, и, видимо, совсем недавно: хирургические стежки еще не зарубцевались до конца. Это скорее был шрам бойца, но никак не журналиста.

Она тихо встала с постели, накинула халат и, морщась от ухающей головной боли, прошла в холл.

В глаза бросилась обложка журнала, в котором работал Карл. На журнальном столике среди нескольких изданий лежал и тот выпуск, который он вчера продемонстрировал в баре. И тут она наконец поняла, что именно смутно беспокоило ее прошлым вечером, но от чего она так беспечно отмахнулась.