Третий день он следил за заказчиком. Тот почти все время проводил в собственном ресторане «Руставели». У входа постоянно дежурили рослые парни, а внутри ресторан ими буквально кишел. Ликвидировать его здесь было невозможно. Идти напролом равносильно самоубийству, а в его планы вовсе не входило отбывать в мир иной. Именно сейчас Францеву захотелось жить, как никогда, — впервые за долгие годы он воспрянул духом. У него есть дочь! Ему больше не нужно было сопоставлять факты и даты. Он был уверен, что это она. Это знание вошло в него так естественно и просто, как вера в Бога.
Он вел себя максимально осторожно. Однажды зашел в «Руставели», заказал себе лобио и бастурму, бутылку вина, причем сел так, чтобы в поле зрения находился весь зал и вход в отдельный кабинет в глубине зала. Это, видимо, был «штаб» Сосо. Там кипела жизнь: постоянно входили и выходили бритоголовые личности, иногда приезжали делового вида мужчины в темных костюмах с «дипломатами». И конечно, у массивных дубовых дверей постоянно торчали двое, а то и трое охранников. Спустя час он окончательно убедился в том, что в кабинет никак не проникнуть. Оставался еще призрачный шанс — использовать те несколько секунд, когда Сосо двигался от двери ресторана к массивному джипу с тонированными стеклами. Но в эти секунды его всегда плотным кольцом окружала охрана, и успешный выстрел произвести было крайне трудно.
Францев знал — достаточно одного выстрела. Но он должен быть смертельным. По сути, уязвимым Сосо становился только на пути от ресторана к его загородному особняку в Комарово. Но где выбрать позицию для засады? Джип в сопровождении машин охраны наверняка ехал на большой скорости, не сбавляя ее до самого дома. А там опять куча охранников — короче, не подступиться…
Сергей поймал себя на мысли, что его не тяготила взятая на себя роль киллера. Заказчик представлялся ему некой безжалостной машиной, перемалывающей, как мясорубка, человеческие судьбы и жизни. И сейчас эта машина была нацелена на уничтожение Ники, его единственной дочери. Он должен был остановить заказчика любой ценой.
Помог случай. Сосо был для одних бандитом, а для других — уважаемым бизнесменом. С ним общались и депутаты, и работники аппарата Смольного. Иногда он получал приглашения на официальные мероприятия, которые устраивало руководство города. В тот день Сосо как раз и должен был пойти на такой прием.
Об этом Францев узнал, когда во второй раз за два дня пришел пообедать в ресторан. Он рисковал, но несильно — в конце концов, ему могла понравиться местная кухня. Сергей надеялся что-то узнать или услышать, хотя бы обрывок информации, который стал бы для него руководством к действию.
И он услышал. Произошло это, когда он зашел в туалет и заперся в одной из кабинок. Не успел он выйти, как раздались голоса двух охранников, решивших побеседовать у писсуаров. Вероятно, они посчитали, что в туалете никого нет.
— Сегодня шеф на банкет вроде идет?
— Ну да, собирается…
— А где он будет?
— В Мариинском дворце, где ж еще! Правда, сказал, что нам гулять там не придется — ему засвечивать наши физиономии не с руки. Возьмет с собой только двоих, которые туда уже ходили…
Это уже было кое-что. Францев задержался в кабинке, пока в туалет не зашел другой посетитель, потом вернулся в зал, быстро расплатился и покинул ресторан.
Изучив подъезды к Мариинскому дворцу, он понял, где будут высаживаться гости. Сделать точный выстрел можно было только из одного здания. Оно находилось в переулке Антоненко. Остальные окружающие Исаакиевскую площадь строения либо находились очень далеко, либо подъезд к Мариинскому дворцу просматривался из них плохо. А нужный дом на Антоненко стоял пустым, темнея провалами слепых окон. Видимо, он разделил судьбу многих питерских зданий: в центре города вовсю шла дележка недвижимости.
Францев проник в дом за несколько часов до начала приема. Поднялся по грязной лестнице на третий этаж, выглянул в окно, из которого была вынута рама вместе со стеклами. Позиция была прекрасной — парадный подъезд к зданию Законодательного собрания просматривался как на ладони. Оставалось только обеспечить путь отхода. Изучив внутренние дворы, он обнаружил, что через них можно выйти на набережную Мойки и незамеченным удалиться по ней в сторону Невского проспекта.