Богиня в бегах

Этот мужчина – он же учился с ней в институте. Она была издалека влюблена в него, но делала вид, что не влюблена ни капельки. Однажды на выходе из метро она попала под дождь, а он оказался рядом и предложил ей зонт… И они шли вместе, а пространство под зонтом стало их общим, маленьким миром, где оба они торжественно несли свою тайну. Как горячо билось сердце! Как томительно-нежно пела душа! Она держала его под руку, ощущая тепло и надежность, прикрывающие ее от всех бед мира. Как хотелось продлить этот миг на всю жизнь! Но она постеснялась предложить ему свидание, а он сам после не подошел к ней ни разу. Позже – так получилось, он устроился на работу в редакцию, заведовала которой Дианина мама. Диана видела его несколько раз: обменивалась парой фраз, говорила о том, куда собирается поехать… Он смотрел на нее восхищенными глазами: так смотрят мужчины на красивую молодую женщину, которой хочется похвастаться перед друзьями… Это был не тот взгляд, которого она ждала. Диана отчаялась и перестала ждать возвращения чуда, сохранив его только в памяти.

Прекрасный момент, который случился с ней в институте, Диана не забывала никогда. Она заволновалась: надо успеть, успеть сказать ему, как это было прекрасно – идти с ним под зонтом!..

Он подошел к ней, присел и взял ее за холодную руку. Его лицо, очень серьезное, очень внимательное, оказалось напротив лица Дианы. Она рассмотрела длинную ссадину на его щеке.

– Петя, – заторопилась она, – а помнишь? Дождь шел… я за руку тебя держала. Я влюбилась в тебя в институте. Помнишь? Дождь! Наш дождь!

Больше она ничего не могла сказать, потому что навалилась сонливость, и веки словно слиплись. Но она успела понять, что он помнит их общий дождь. И рад, что она тоже вспомнила.

Глава 14 В которой, согласно законам жанра, читателю рассказывается все-все-все; и в самый важный в жизни день прибывает самый важный в мире поезд

Выздоровление! Как приятно просыпаться, когда солнце бьет в окна, путаясь лучами в кружеве занавесок, когда простыни и наволочки пахнут миндальным цветением, а в теле легкость невероятная!

Выздоравливающему мир кажется обновленным: умытым, чистым, сверкающим. Таким он казался Диане: больничный сад напоминал ей джунгли, обвитые гирляндами орхидей и лиан, хотя состоял он всего лишь из яблонь и кустарников. Больничная еда казалась деликатесом: она с удовольствием дегустировала паровую куриную котлетку, словно это был лангуст; пила травяной чай, смакуя, как свежий бразильский кофе.

Она даже читала так, как в детстве: сказки. Быстро утомлялась, засыпала на второй-третьей странице, но все же набиралась восхитительного ощущения праздника с пряничным привкусом: праздника детства.

Детство – в нем нуждается каждый взрослый.

Это стало очевидным, когда в открывшуюся дверь Дианиной палаты, поскрипывая, протиснулись воздушные шарики: золотые и белые, они, словно волшебные пузырьки, принялись величаво расплываться по всем углам.

Полина завизжала от восторга. Шарики окружили ее, ласкаясь, словно мурчливые кошки. Она лихо подтолкнула один ладонью, и он метнулся в руки улыбающегося Петра.

– С выздоровлением, любимая, – сказал он.

Протянул ей сбежавший шарик и – огромный букет лилий.

Белые, сладко пахнущие чаши их, нежные и прохладные, как китайский фарфор, светились насквозь под лучами дневного солнца.

Диана бесстрашно сунула нос прямо в центр букета.

– Обожаю этот аромат! Я помню – у меня были такие духи!

Петр кивнул.

– Были. Твой пьянящий запах лилий. Ну, что, Диана, готова?

– Сегодня?

– Сегодня.

– Петя, пойдем быстрее!

– Ты в белье, – улыбаясь, напомнил Петр, – конечно, тебе привычно бегать голой и сражаться в таком виде с разными психами, но вспомни, дикая женщина, ты живешь в цивилизованном мире.

Диана захохотала, обнимая букет. Ее зеленые глаза лукаво блестели над лилиями: словно глаза молодой рыси над зарослями бамбука.

– Аглая обещала привезти одежду, – пояснил Петр, присаживаясь рядом. – Подождем ее и поедем.

– Как Света? – спросила Диана, укладывая букет на постель возле себя.

– Так же, – помрачнел Петр.

– Понятно.

Оба они ненадолго замолчали, занятые своими мыслями. Молчать вдвоем им было так же комфортно, как и болтать, тем более, что думали они часто об одном и том же.