Богоявленское. Том 2. Смута

– Чё же так? У нас хорошо, вон красотища какая вокруг. И работы довольно, а тепереча так особливо много. Мужичков-то, поди, скоро всех на фронт погонят, и в полях работы будет невпроворот и на барском заводе. Сколь там нынче платят то, не узнавал?

– Узнавал, рабочему тридцать рублей, слесарю девяносто.

– Во, видал. У нас в армии младшим офицерам семьдесят рубликов платят. Чего ж тебе ещё надо?

– Ничего не надо, да только дел много ждёт, – хитро потянул уголок губ Игнатов. – А скажи, дружище, не в Воронеж ли ты собрался?

– В него в самый.

– А не занесёшь ли по пути письмецо жёнушке моей?

– Чего же не занесть? Давай письмецо твоё.

– Вот спасибо тебе, – обрадовался Игнатов. – Очень важное письмецо, а с почтой нынче, сам знаешь как, война одним словом. Адрес тут указан, а это тебе на трамвай.

И достав из кармана пять копеек, Игорь протянул их Митьке.

– Не надо, – отмахнулся Митька от денег. И без лишних вопросов взяв письмо, он отправился в путь. А явившись по обозначенному адресу, удивлению его не было конца.

Дверь Митьке открыла не молодая жена нового знакомца, а друг детства Васька Попов. Как же оба обрадовались друг другу. Как же долго не могли они наговориться и насмотреться друг на друга. За те долгие два года, что они не виделись, у обоих накопилось немало новостей и душевных переживаний.

– Да, что я гутарю тебе Митюха, ты ведь меня, как никто понимаешь. Сам за княжной Верой тянешься. И вот с Ксюшкиной свадьбы жизнь мне совсем опостылела. Тебя нет, её нет, чаво мне там делать одному? Вот я и отправился за лучшей долей, благо ни кола ни двора, ни спереду ни с заду. Жалеть не о чем, да и не о ком.

– Ну, а мать с отцом как же? – удивился Митька.

– А что мне мать с отцом? Мне они не указ и не пример. Я на упыря энтого рыжего спину гнуть не желаю, и хучь иной раз и гроша в кармане не заваляется, а всё лучше, чем в батраках мищенских, али барских, хаживать. Свободу, брат, её ни за что не купишь, потому она дороже золота.

Митька тихонько огляделся по сторонам и отметил, что друг его и впрямь погано жил. Малюсенькая комнатка до того была бедна, что кроме стола да сколоченной самим Васькой лавки, ничего в ней не было. Только наваленные по всем углам газеты с листовками, содержание которых Митька всё никак не мог разглядеть, выдавали хоть какую-то занятость хозяина. Да и сам Васька, и раньше худой и неказистый, сейчас казался Митьке совершенно запущенным и не здоровым.

– А, как здоровье-то твоё, Вася? – спросил участливо Митька.

– Ну, а что здоровье? – безрадостно ответил Васька. – Нормальное моё здоровье. Сердце вот только пошаливает, так то ещё с детства. Оспа моя его, что ли так исконопатила, мать её ети, вон, вместе с рожей моей?

– Ты бы всё-таки к матери с отцом съездил, Вась. Тоскуют они дюже по тебе, не одной ведь весточки не получали. Да и здоровье бы поправил на домашнем молоке. В городу-то здоровьица не прибавится.

– Ну, уж не совестить ли ты меня удумал? Сам то, Маньке часто ли пишешь?

– Хм, – виновато покачал головой Митька.

– Вот, то-то же. Осерчал на сестру, упёрся рогом, а что к чему и не рассудил.

– Чудно, – усмехнулся Митька.

– Чего это?

– Чудно ты, брат, гутарить стал. Вроде ты, а вроде и кто другой за тебя лапочет.

– Ну, будет тебе. Скажи лучше, что наше Богоявленское?

– Да всё то же: Митрофан Спиридоныч богатеет, а народец беднеет. Да мужичков порядком мобилизуют. Ещё Ксения Петровна домой вернулась.

– Ксюша? – удивился Васька.

– Гутарят, кубыть муж сам её привёз.

Это известие встревожило Ваську, разбудило в нём воспоминания и новые надежды, ведь супруг Ксюши теперь на фронте, и кто знает, как там для него всё сложится.

– Вот что, Митюха. Будя тут сидеть. Пойдем лучше в кабак. Ты не смотри на бедность моего жилища, угостить тебя гроши есть.

И отсчитав пятьдесят копеек, Васька потянул Митьку в кабак. Там, купив бутылку водки и три солёных огурца, Васька быстро повеселел и всё оглядывался на входную дверь, будто ждал кого-то.

– Агафья, – подозвал Васька повариху. – Сделай мне фунт пшеничной муки, да фунт мяса.

– Гони тридцать копеек, – грубо ответила та.

– Отдам, не ори.

– Отдашь ты, ко второму пришествию. Будут деньги тогда и приходи.

– Вот курва. Это я для Тоньки, Игоря жены, – объяснил Васька Митьке. – Помогаю, значит, помаленьку.

– Откель он взялся? Ты давно его знаешь?

– Игорь мой друг и надежный наш товарищ, – уклончиво ответил Васька.

– Здравствуйте, товарищи, – послышался голос у Митьки за спиной. Он обернулся и остолбенел не в силах поверить своим глазам. Перед ним стоял… – Марк Вацлавич? – тихо произнес Митька. – Ты? Но откель ты здесь?

Митьке захотелось броситься к Садилеку, обнять его и, невзирая на то, что давно перерос его на две головы, повиснуть на шее, как в детстве. Но горькие воспоминания того дня, когда они остались с Машей одни на произвол судьбы, брошенные этим человеком, преданные всеобщему порицанию, поднятые на смех, воспоминания о сгинувшем на каторге отце, остановили Митьку.

Протянув руку Митьке, Марк Вацлавич сказал:

– Пойми, сынок, иначе было нельзя. Ведь я бы потянул вас за собой.