Богоявленское. Том 2. Смута

– Не стоит, – махнул рукой Михаэль. – Да, первые грозные признаки необъяснимого разгильдяйства и отсутствия взаимодействия у наших полководцев должны бы вызвать у командования беспокойство, да не в наших традициях делать тщательные разборы выигранного боя.

Михаэль уже давно перестал замечать за собой, что говоря о русских традициях, употребляет слово «наши». За долгие годы жизни в Российской Империи, он был уже крепко вплетён в жизнь своей новой родины. Вплетён языком, традициями, православной верой, мыслями и чаяниями.

– И если бы беда была только в этом, – продолжил Михаэль. – К сожалению уже видны и первые признаки морального неблагополучия в наших частях. Только в роте Успенского двадцать два «пропавших без вести» бойца, и это при небольшом числе убитых и раненых в бою. Не сомневаюсь, большинство и этих «пропавших без вести» – дезертиры, сдавшиеся затем неприятелю. Да и сапоги с ног убитого Комарова уж точно стянул кто-то из своих мародёров.

У Михаэля действительно болело сердце за русскую армию, за Россию, за русский народ. Он чувствовал эту войну совершенно особенно, и чувствовал что вся она на плечах России. И теперь Михаэлю как никогда хотелось стать ближе к своим бойцам, поэтому на волне начавшихся антигерманских настроений, он даже отпустил мужицкую бороду, и благодарил про себя тех людей, которые называли его на русский манер Михаилом.

– А вы мне нравитесь Лавров! – дружески похлопал его по плечу Михаэль. – Сегодня не часто встретишь человека, не боящегося сказать правду.

На рассвете двадцатого августа Михаэль Нейгон был разбужен своим новым знакомым, молодым прапорщиком Павлом Лавровым:

– Михаил Федорович, ваше высокоблагородие, скорее просыпайтесь! Двадцать восьмую дивизию атаковали!

Оставшийся открытым, после отхода корпуса Хана Нахичеванского, тыл 28-й дивизии был атакован двумя дивизиями противника. 28-я дивизия понесла большие потери и была отброшена на восток. А поддержавшая удар Франсуа ландверная дивизия противника атаковала 29-ю дивизию ХХ-го корпуса, в которой воевали Михаэль Нейгон и Павел Лавров.

Между противниками завязался ожесточенный бой. Обстановка создалась крайне серьезная, артиллерия противника засыпала полк градом снарядов, словно свинцового цвета туча разверзлась адским огнём над русскими позициями. Земля дрожала от такого натиска. Повсюду громыхали взрывы, замертво падали солдаты, разорванные осколками. Молодой офицер Лавров совершенно растерялся, паника сковала его разум, вид убитых товарищей парализовал его волю. Он понял, что не в состоянии вести в бой свою роту.

Но Нейгон, прошедший не менее кровопролитные сражения русско-японской войны, не позволил страху взять над собой верх. Он, не обращая внимания на свист пуль, без остановки передвигался по всему расположению. Михаэль специально не пригибался при взрывах, стараясь придать смелости и уверенности своим стрелкам. Спокойно отдавал распоряжения, направлял бойцов в те места, где видел, что противник берет верх, ободрял словом и делом. Когда номер из артиллерийского расчёта упал сраженный пулей, сам на минуту встал на его место, пока не подошел боец из резерва.

Михаэль был талантливым командиром и прирожденным лидером. Своим мужеством, спокойствием он вселял стойкость и твердость в своих подчинённых. Так восхищённый его действиями сумел совладать со своим страхом и Павел Лавров. Вдохновлённый своим командиром, он сумел сделаться для него верной опорой в этом бою.

Лавров видел, что распоряжения Михаэль отдавал с такой энергией, что дух и отвага росли у стрелков с нешуточной скоростью, и потому приказание полковника Нейгона атаковать и отбросить прорвавшиеся вражеские части было немедленно приведено в исполнение.

Благодаря умелому командованию, полк Михаэля оказался наиболее стойким и организованным, что много поспособствовало, хоть и с трудом, но пробиться-таки к середине дня на помощь к 28-й дивизии. И вместе они сумели нанести контрудар, что заставило части германского корпуса отступить. Позже они узнают, что четыре дивизии Хана Нахичеванского бездействовали весь день сражения.

Прапорщик Павел Лавров по ходу сражения внимательно наблюдал за действиями Михаэля и пытался запомнить, учиться у него. В этот день Михаэль сделался для него кумиром. А вот само сражение стало для Лаврова ещё не главным испытанием. Главное испытание ждало его впереди.

Когда оружейный огонь затих, смолкли звуки выстрелов, все выжившие смогли внимательно оглядеть поле боя. И взору их предстала картина страшная. Михаэль и Лавров молча всматривались в то место, где находился дивизион, расстрелянный мощнейшим огнём артиллерии. Той артиллерией, стрелкам которой, они отдавали приказы.

Лавров вздрогнул и занёс руку над головой, приказывая своей роте вновь приготовиться к бою. Вражеские офицеры и канониры смотрели остекленевшими от ужаса глазами, жесты и позы их внушали боевую уверенность. Михаэль остановил Лаврова и осторожными шагами повёл за собой вперёд. Подойдя ближе, Лаврову стало понятно, что живых здесь нет.