Богоматерь Нильская

– Ньямиронги, как мне благодарить тебя? Ты спасаешь мне жизнь, а мне нечего дать тебе взамен. Все, что у меня было, я оставила в лицее. Но Кагабо наверняка принес тебе то, что хотела заплатить за меня моя подруга.

– Да, он принес. Но я не захотела взять. Не ради твоей подруги я делаю это, поэтому ей не за что мне платить. Я принимаю к себе любимицу Той, которая находится по ту сторону тени, и я знаю, Она и мне окажет свою милость.

– Значит, ты провидишь мои сны?

– Я видела белую телку и Ту, которая подарила ее тебе, но я видела их не во сне, я видела их, когда духи перенесли меня по ту сторону тени. Ты – любимица теней, добро пожаловать к Ньямиронги.

Вирджиния поселилась у Ньямиронги. Каждое утро она готовила ей кашу из сорго. Ньямиронги, похоже, нравилось. Вирджиния отметила, что амбар за хижиной заполнен до отказа. Ньямиронги явно не испытывала недостатка в «клиентах». Когда темнело, она садилась на корточки у огня, вытягивала вперед правую руку, тыкала указательным пальцем с длинным-длинным ногтем во все четыре стороны, затем снова убирала ее под одеяло и лишь качала головой, бурча какие-то слова, которых Вирджиния не могла расслышать. Прошла неделя. Вирджинией все больше овладевало беспокойство. Что там в лицее? Что с Вероникой? А с остальными? Спасся ли кто-нибудь из них? Она заставляла себя в это верить. А Иммакюле? Неужели она про нее забыла? Или ее выдали? Целыми днями, спрятавшись за скалой, Вирджиния наблюдала за склоном, спускавшимся к лицею.

Но однажды вечером рука Ньямиронги и ее указательный палец с длинным ногтем начали дрожать, и, чтобы согнуть ее и убрать под одеяло, ей пришлось воспользоваться левой рукой. Она взглянула на Вирджинию, глаза ее блестели:

– Дождь сказал мне, что уходит, уступает место, как и положено, пыльным временам. А еще он сказал, что там внизу, в Руанде, поменялись человеческие времена. Но он говорит также, чтобы ты не слишком этому верила: те, кто поверит в наступление спокойных времен, будут поражены молнией. Они погибнут. Ты скоро покинешь меня. Завтра я тебе погадаю.

Ньямиронги разбудила Вирджинию до зари и разожгла огонь, подбросив на уголья маленькое поленце.

– Иди сюда, гадать надо, пока не рассвело. При солнце духи отвечать не будут.

Она взяла большое решето и мешочек из фикусовой ткани, вынула из него семь косточек.

– Баран дал нам свои кости, чтобы мы могли узнать судьбу. Не ешь баранину.

Она закрыла глаза и бросила кости на решето. Потом открыла глаза и долго смотрела, не говоря ни слова, на созвездие, начертанное расположением костей.

– Что ты видишь? – спросила Вирджиния, волнуясь.

– Ты уедешь очень далеко из Руанды. Ты научишься секретам белых. И у тебя будет сын. Ты назовешь его Нгарука – «Я вернусь».

– Смотри, – сказал Кагабо, – твоя подруга ждет тебя там, в машине.

Задняя дверца «Лендровера» открылась, и Вирджиния увидела Иммакюле, которая жестами приглашала ее сесть в машину:

– Иди сюда скорее. Мы уезжаем. Прятаться не надо, но все же постарайся, чтобы тебя не было видно.

– Я не понимаю, – сказала Вирджиния, – объясни, что происходит.

– Ньямиронги умеет говорить с тучами, но транзистора у нее все же нет. Произошел государственный переворот. Власть захватили военные. Бывший президент находится под домашним арестом. Узнав про это, активисты сразу залезли в свои микроавтобусы и на полной скорости укатили прочь. Сестра Гертруда все время слушает радио, она-то и сообщила эту новость. Где отец Глориозы, неизвестно: может, в бегах, может, в тюрьме. Все от Глориозы отвернулись и теперь ругают ее. Ведь это она все устроила: беспорядки, насилие… Из-за нее теперь могут не утвердить наши дипломы. Весь учебный год насмарку. И все из-за этой выскочки, отец которой сейчас, очень даже возможно, угодил в тюрьму. Горетти выступила с длинной речью и заставила Глориозу слушать: теперь истинным хуту, тем, кто взял власть, чтобы спасти страну, кто сопротивлялся всем видам колонизации – тутси, немецкой, бельгийской, – тем, кто перенял манеры тутси, лучше бы перейти на родной язык, настоящий киньяруанда, который сохранили те, кто живет у подножия вулканов. Все теперь без труда понимали Горетти, а некоторые даже пытались подражать ее речи. За Глориозой приехала военная машина, что с ней стало дальше – неизвестно. Но я не очень-то за нее переживаю, с такими-то амбициями у Глориозы – этой Ньирамасуки! – есть еще надежда на политическое будущее. Мы ее еще увидим. Она добьется своего. А потом мать-настоятельница объявила, что летние каникулы начнутся на неделю раньше, посольства отзывают своих сотрудников в столицу, лицей закрывается, она сообщила родителям, чтобы те приехали за своими дочерьми, и заказала микроавтобус для тех, за кем приехать не смогут. Отец Эрменегильд сказал, что установка новой статуи Богоматери Нильской переносится на начало нового учебного года, когда можно будет заодно отметить народное единство. Мне удалось сообщить отцу, он прислал своего шофера, так что давай, поехали.

– А остальные там, в лицее, что с ними стало? Им удалось спастись? Что?! Их убили?