Богоматерь Нильская

Картины побега, всегда одни и те же, без конца крутились у Вирджинии в голове, но как-то ночью она все же уснула, и ей приснился сон, который, когда она проснулась, еще больше укрепил ее в этой смутной, совершенно необъяснимой уверенности: она будет спасена. Она увидела себя в лабиринте гигантского двора вроде тех, что обустраивали для прежних королей. Под связками бамбука, обрамлявшими вход, стоял мужчина, молодой, очень высокий, с безупречно красивыми чертами лица. Он ждал ее. «Ты не узнаёшь меня, – сказал он, – однако ты приходила ко мне, неужели ты не узнаёшь умвиру Рубангу?» Он протянул ей большой кувшин с молоком: «Иди, отнеси это королеве, она ждет тебя, ждет». Вирджиния пошла дальше между высокими плетеными изгородями и вышла наконец на просторную площадку, где прекрасные девушки танцевали в неторопливом ритме песни, напомнившей ей одну из любимых колыбельных ее матери. Из большого шатра вышла королева, лицо ее скрывала завеса из бус. Вирджиния опустилась на колени и протянула ей кувшин. Королева медленно, с наслаждением выпила молоко, отдала кувшин одной из девушек свиты и обратилась к Вирджинии: «Ты хорошо послужила мне, Мутамуриза, ты моя любимица. Смотри, вот твоя награда». Вирджиния увидела, как два пастуха подводят к ней белоснежную телку. «Она твоя, – сказала королева, – ее зовут Гатаре, хорошенько запомни ее имя – Гатаре».

Вирджиния внезапно проснулась. Скрипели ворота. Она вздрогнула. Убийцы? Звонок к подъему успокоил ее. День начинался обычно, как и все другие. Все ее мысли были заняты воспоминанием об увиденном сне. Она будто укрылась в них, почувствовала, как ее окутывает невидимая защита. Как заклинание, повторяла она имя коровы из своего сна: «Гатаре, Гатаре». Как бы ей хотелось остаться в том сне навсегда.

Новая статуя Богоматери Нильской прибыла на грузовичке с брезентовым верхом, и ее сразу обступили сбежавшиеся лицеистки. Но они были быстро разочарованы. Статую скрывал деревянный ящик, который бои взвалили на плечи и под тревожные напутствия отца Эрменегильда отнесли в часовню. Духовник закрылся там вместе с Глориозой и никому не велел входить. Изнутри послышался стук молотков: это бои открывали ящик. «Она прекрасна, – сказала Глориоза, выйдя из часовни, – очень красивая, настоящая негритянка, но никто не должен ее видеть, пока лицей не будет достоин принять ее и пока ее не благословит монсеньор». Лицеистки, тем не менее, все бросились в часовню, но не увидели там ничего, кроме неясной фигуры перед алтарем, завернутой в руандийский флаг.

Вирджиния искала Веронику, но напрасно. Той не было на уроках, и в столовую она также не явилась. Учащиеся выпускного класса будто не замечали исчезновения подруги. Только Глориоза громко, чтобы ее услышала Вирджиния, сказала: «Не беспокойтесь, Вероника далеко не ушла, я знаю, что некоторым среди нас известно, где она сейчас находится, я тоже знаю это из надежного источника», – добавила она, глядя на Модесту. Когда все пошли наверх в дортуар, Модеста, воспользовавшись сутолокой на лестнице, шепнула Вирджинии: «Только не вздумай идти к белому старику, придумай что-нибудь другое, но туда ни за что не ходи».

Всю ночь Вирджиния ломала голову, как ей предупредить Веронику. Увидев, что статуя прибыла, та побежала прятаться к Фонтенайлю – другого плана у нее не было, но теперь это ни для кого не было тайной, о ее убежище всем было известно. От боли и ярости Вирджинии хотелось плакать, но она сдерживала слезы, чтобы никто со смехом не сказал утром: «Ну что, не помогло тебе твое красивое имя: мы все же выжали из тебя несколько слезинок!»

Несмотря на то что лицей все больше и больше погружался в хаос, преподаватели как ни в чем не бывало давали свои уроки. Расписание, посещаемость, пунктуальность со стороны преподавателей – вот те немногие параграфы правил внутреннего распорядка, соблюдения которых еще требовала мать-настоятельница, но при условии, что она будет закрывать глаза на неоднократное отсутствие на занятиях некоторых учащихся. Как-то на уроке мсье Легран велел принести ему тетради, которые он собирал для проверки и оставил в своем шкафчике в учительской. Иммакюле вызвалась первой исполнить его поручение. Вернувшись, она раздала тетради, и Вирджиния нашла у себя между страниц маленький листок бумаги. Она прочла: «Когда приедут МРА, кажется, это будет завтра, не убегай, как другие. Постарайся подняться в дортуар, спрячься в моей „спальне“ и жди меня. Доверься мне, я все тебе объясню. Записку уничтожь, если понадобится, съешь. Иммакюле Мукагатаре».