— Никто не куда не идёт, — отрезал Сэйид, вытащив меч. Он знал, как будут разворачиваться события. Кошки тоже знали — они предвкушающе замяукали.
При виде клинка Сэйида толпа замерла. Заплакал ребёнок.
Рыжеволосая женщина, Элли, шагнула вперёд, раскинув руки в стороны, как будто собираясь защищать всю деревню.
— Почему бы вам не убрать свой меч обратно и пойти своей дорогой? Пожалуйста, просто уходите.
Сельчане закивали, раздались согласные голоса.
Зиад смахнул Минсера в сторону, заставив толстяка споткнуться, и злобно смотрел на Элли, пока она не отступила на шаг.
— Я твоим приказам не подчиняюсь, женщина.
— Я не хотела вас оскорбить.
Зиад прошёлся перед крестьянами, сжав кулаки, разглядывая их.
— Но теперь я оскорблён! Этим местом! Всеми вами!
Он злобно зыркнул на толпу.
— Мой брат говорит правду. Сто лет назад Абеляр изувечил невооружённых людей, и нас в том числе.
Он поднял собственный обрубок.
— П
Его голос поднялся, полетела слюна.
— П
Никто не заговорил. Все смотрели на Зиада, широко раскрыв глаза.
— Тогда смотрите.
Он сбросил плащ, развязал рубаху и сорвал её с тела, обнажая туловище.
Крестьяне заохали, отвернулись. Дети закричали, начали плакать. Сэйид просто тупо смотрел. Он годами не видел обнажённого тела брата.
Шрамы и трещины избороздили уродливую кожу цвета старого синяка. Местами плоть казалась расплавленной, как свечной воск. Бугрились опухоли, самая крупная — на пояснице, тут и там торчали уродливые куски отмершей плоти. Кое–где кожа поросла красой чешуей. Надутый живот казался животом голодающего, и как будто готов был лопнуть, стоило его проткнуть. Синие вены, виднеющиеся сквозь кожу, чертили затейливую сетку на теле.
— Видите, что сделал ваш Абеляр? Видите?
Прямо на глазах его кожа пузырилась и трещала, как будто что–то под ней двигалось. Он маниакально засмеялся, этот звук был полон ярости.
— Вот что со мной сделал ваш Абеляр!
Дышал Зиад тяжело, звук был мокрым и хлюпающим. Он повернулся к Минсеру, сжавшемуся перед его гневом, и ткнул пальцем в лицо торговцу.
— Ты отведёшь меня в аббатство, коробейник. И я увижу Оракула. И пока я буду там, я навещу
Минсер забормотал:
— Я… я же сказал вам, я не знаю, как его найти. И даже если бы знал…
Зиад шагнул вперёд и ударил медальоном в лоб торговца, сбив толстяка с ног и заставив его закричать от боли.
— Думаю, это у тебя в голове, Минсер. И так или иначе я это выужу.
Он бросил медальон к ногам истекающего кровью торговца. Элли шагнула вперёд и попыталась помочь Минсеру подняться, но тот, казалось, был не в настроении вставать. Вместо этого он просто продолжил сидеть, оглушённый и истекающий кровью.
— Со мной всё хорошо, госпожа, — пробормотал Минсер, хотя он плакал. — Всё хорошо.
Элли повернулась к ним, лицо её было красным от гнева, на лбу пульсировала жилка.
— Убирайтесь отсюда! — крикнула она, указывая на дорогу. — Убирайтесь немедленно!
Зиад не обратил на неё внимания, подбирая свою рубаху и плащ. Коты расхаживали вокруг него, мяукали, облизывали усы, голодные, жадные. Сэйид не мог отрицать, что чувствует похожий голод, глядя на лица тупых крестьян и их идиотское благоговение перед Абеляром Корринталем. Он пришёл в деревню без намерения убивать, но теперь в нём возникло это желание, кровавое и уродливое.
— Коробейник пойдёт с нами, — заявил Зиад.
Сэйид шагнул вперёд, грубо оттолкнул Элли, схватил Минсера за руку, рывком поставил на ноги.
— Не трожьте его! — воскликнула Элли.
— Всё хорошо, госпожа, — невнятно сказал Минсер, хватаясь за раненный лоб. — Со мной всё будет в порядке.
Коты продолжали требовательно мяукать. Зиад погладил их.
— Голодные, да?
Он поднял взгляд на толпу, злобно усмехнулся.
— Пожалуйста, — сказала Элли. — Просто уходите.
— Мы уходим, — ответил Зиад. — Но сначала, вот кое–что для тех, кто поклоняется Абеляру Корринталю.
По толпе прошёл взволнованный гул, раздался неуверенный смешок, кашель.
— Давайте, — сказал котам Зиад. — Покажите им.
Широко распахнутыми от ужаса глазами крестьяне смотрели, как кошачьи пасти распахнулись так широко, будто были сломаны. Их морды превратились в распахнутые дыры. Что–то копошилось внутри кошачьих тел, под кожей, заставляя их фигуры гротескно раздуваться. Кошачьи глаза закатились, их тела задрожали.
Закричала жещина. Ещё одна лишилась чувств. Люди попятились. По толпе волной прошёл страх.
— Что с ними такое? — крикнул кто–то.
— Боги! — воскликнул другой.
Из кошачьих глоток показались чешуйчатые руки, схватились за края распахнутых пастей и надавили. Кошачья кожа растянулась, когда наружу показались дьявольские фигуры.
Новые крики, вопли ужаса.