С давних времен шли по ней пешие и конные, чтобы получить благословение у Сергия, а позже у тех, кто сменил его в лавре. Рос монастырь, росла слава о нем, и написал знаменитый путешественник Павел Алеппский: «Этот монастырь не имеет себе подобного не только в стране Московской, но и во всем мире».
Но это он написал в семнадцатом столетии, а уже за двести лет до того во всех уголках Московского княжества знали о Троицкой обители. На ее порог ступил великий князь Дмитрий, прося у Сергия благословения на битву, после которой отныне и навечно будет зваться он современниками и потомками — Дмитрием Донским. Многие версты шел он обратно из обители пешим, и ратники его тоже вели в поводу коней, а замыкали шествие, потому что не обременяли себя суетной мыслью приблизиться к князю, Иересвет и Ослябя — послушники обители, «из коих первый, — как пишет Н. М. Карамзин, — был некогда боярином брянским и витязем мужественным».
Видела эта дорога и Ивана IV, торопившегося в бессчетный раз отмолить кровавые свои грехи, за которые и был он повсеместно прозван Грозным, видела «тишайшего» царя Алексея Михайловича.
Видела юного Петра, мчавшегося в лавру, чтобы укрыться за стенами ее от подосланных сводной сестрой Софьей убийц.
Многих видела эта дорога — и пеших и конных, и давно уже не в диковинку были ей кареты с царским гербом…
70 верст от первопрестольной до лавры — за один день не доедешь, тем более что путь на богомолье следует совершать, пребывая в молитвах и благочестивых раздумьях. И потому встали у дороги дворцы для знатных особ, где могли бы они передохнуть и набраться сил для дальнейшего шествования к святым местам.
Один такой дворец был в Софрине, это всего в трех верстах от Могильцев.
В духовной грамоте удельного верейского князя Михаила Андреевича упоминался Иван Сафарин — «сурожский гость» (крымский купец), человек предприимчивый, независимый и богатый. Шутка сказать, сам князь Михаил задолжал ему немалые деньги — «пятьдесят рублев, без трех рублев, да без двух грдвен», каковую сумму, будучи человеком порядочным, а еще пуще того боясь загробного наказания за неотдачу долга, и указал князь в своем завещании.
В XVII веке стало Сафарино «государевым дворцовым селом». К концу века село отдали боярину Федору Салтыкову, дочь которого Прасковья вышла замуж за царя Ивана Алексеевича, старшего брата Петра. Позже село снова переходит в казну, вернее, приписывается к собственным вотчинам императрицы Елизаветы Петровны. Она бывала здесь у своей тетки царицы Прасковьи, приезжала с двоюродной сестрой Анной — будущей императрицей Анной Ивановной.
За 1728 год сохранилось известие о пешем походе цесаревны на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Шла она по 5-10 верст, потом останавливалась на отдых в роскошном шатре. «Привал» продолжался и день и два. Елизавета каталась верхом, ездила на соколиную охоту, а то вдруг, потеряв интерес к предстоящему богомолью, садилась в карету и возвращалась в Москву. Но там снова ее посещала охота побывать у угодников, и наследницу престола опрометью везли на прежнее место… Сохранились любопытные документы о приезде Елизаветы в Софрино в 1742 году — первом, как стала она государыней всея Руси!
В дворцовую контору поступило паническое донесение о том, что «в селе Сафарине пива, полпива, штей и к заготовлению оного солодов, и меду сырцу, и хмелю, и листы, и прочих к тому припасов и посуды, и кому б оное варить, пивоваров, и полупивоваров, и медоваров, и мясников никого не имеется, тако ж ситов, ливеров, насосов, бутылок, и корешков, и муки крупчатой, и масла всякого, и огородных, садовых к столу никаких овощей также не имеется, а равно и денег в вотчинной канцелярии нет».
Неторопливая, заевшаяся на казенных хлебах контора обычно на все бумаги реагировала одинаково: пусть вылежатся… Однако ж в данном случае проявила прыть неимоверную. Все требуемое было тотчас же отправлено специальным обозом, которым верховодил мундшенк (это значит — отвечающий за кормление двора в пути) Степан Загоскин. Тогда же архитектору Михаилу Земцову было поручено исправить в постройках обветшавшие части.
Нам не посчастливилось отыскать документы, в которых были бы увековечены подробности торжественного въезда Елизаветы в Софрино, но представить себе царский поезд мы можем легко, потому что дошло до наших дней свидетельство дипломата Адольфа Лизека. Оно написано, правда, несколько раньше, но в нем дан надолго сохранившийся ритуал подобных выездов.
«Впереди шли 250 скороходов без музыки и барабанного боя, неся в руках поднятые вверх бичи, блестевшие золотом. За ними везли в крытых телегах запасную казну, образа, оружие, постели, платье царя, царицы, царевичей и царевен, белье и принадлежности царской мыльни; в так называемую поборную телегу складывались подносимые государю дорогие вещи. В прочих запасных телегах уложены были разъемные столы, разъемные кровати, стулья резные и другая домашняя утварь… За царевым поездом следовал царицын; свита царицы также отличалась многочисленностью и великолепием».