- Во-первых, я не Маргарита, и связываться с Сатаной ради твоего романа я не собираюсь, - тут же отшутилась Анна. – Поэтому, ты не подумай, что настолько «для меня это важно». Это важно для поколений. Понимаешь? Поэтому, во-вторых, это важно для твоих потомков. Они будут расти на твоей книге, менять мировоззрение, одолевать христианского бога в своем разуме. Ведь, да, ты прав, статьи, научные публикации – простой народ их не читает. Поместить идею в то, что народ съест: роман, фильм… Вот это уже намного лучшая затея, имеющая больше влияния. На тебе лежит огромная ответственность, Стефан. Ты сам взял на себя эту ношу, когда напечатал первую строку на своей печатной машинке. И под силу это только тебе. Ты – пророк своей правды. И никто, даже ты сам, не имеет права изменить и слова в твоей правде. Иначе, она не сработает. Ее примут за ложь. За ересь. За анархию. Скорее всего, ты еще не осознал всю значимость своего труда, коль хочешь покласть его в стол.
- Я не хочу класть его в стол.
- Правильно! Не следует! И не следует останавливаться! Слышишь меня? Не смей! – мотивировала она его, будто встряхивала его разум.
Стефан даже как-то улыбнулся от всего этого. Анна тоже. Он подумал о том, с чего вдруг начался этот разговор? О чем он, и есть ли у него смысл? Анна как всегда спонтанна и непредсказуема. Сейчас она рассмеялась, и сказала:
- Стефан, Стефан! Я просто пьяна! – прикрыв лоб рукой, – Ты прости, я наговорила много лишнего. Я не хотела… - снова засмеявшись.
Стефан засмеялся тоже. Но, почему-то, в душе он был ей очень благодарен за это. За ее откровенность. За ее манеру высказываний ее правды. У каждого она своя, но не каждый умеет разоблачать свою правду. Естественно, каждый не показывает ее на все сто процентов. Ни один человек не раскроет себя полностью. Но если человек краснеет у всех на глазах, но говорит, что это не так – вот, что такое лицемерие, и не умение сказать свою правду. Она умеет. И он очень уважал ее за это в данный момент. Он так не умел, пусть и был человеком прямым. Ему лучше было всегда отмолчаться, или же задать очередной глупый вопрос, как подумал он.
Они снова зашагали в сторону отеля, в номере которого сейчас зажгут тусклый свет, и под музыку Франка Синатры начнут обнажать свои тела, трепетно, горячо целуясь, в предвкушении сплетения тел, пахнущих сырой плотью, залитой вином в металлической посуде.
Проснувшись посреди ночи, Анна почувствовала необъяснимый страх. Сердце бешено колотилось. Она проснулась от этого чувства, резко пронзившего ее грудь. Легкие сжимало. Ей было тяжело дышать. Ее голое тело прилипло к одеялу от пота, облившего ее с ног до головы. Необъяснимая тревога, которая на секунду показалась ей знакомой. Она посмотрела на Стефана. Тот спал рядом детским сном. Затем она вгляделась в полутьму номера, которая показалась ей намного светлее, чем обычно. Ветер… Он шевелил шторы, оголяющие огромное во весь рост окно, в которое заглядывала луна. Окно было открыто. Почему? Оно точно было закрыто! Наверное…
Анна выпрыгнула из кровати, потупив взор, затем схватила халат со стула, и надела его на свое пылающее тело. Ей было очень жарко, но и покалывающе зыбко в этот момент. Она решила закрыть его, впрочем, допустив себе эту мысль весьма не смело. Что-то настораживало ее. А так хотелось выйти на балкон, вдохнуть воздуха, хотя бы раз, остыть немножко. Что-то останавливало ее в этот момент. Стефана может протянуть на сквозняке. Окно нужно закрыть во всяком случае. Не важно, было ли оно закрыто до этого…
Она сделала несколько тихих шагов в сторону окна, затем обернулась, посмотрев на Стефана. Ей не хотелось будить его. Посмотрела на то, как он спит, чтобы утешиться этим. Но когда она повернулась к окну, чтобы все же закрыть его, то отступающая тревога переросла в поглощающий страх. В груди будто бы все разорвалось в неощутимое мгновение. Адский испуг совладал с ее эмоциями и телом настолько, что все ее мышцы сковало, как и голосовые связки, как и веки, неспособные моргнуть. Лишь сердце бешено колотилось, разрываясь изнутри, словно способное разорвать грудную клетку.
На балконе она увидела огромного черного пса с взъерошенной шерстью и красными глазами. Он занимал собой все свободное место на балконе. Скалился, угрожающе смотря на нее оттуда, где еще полминуты назад она не видела ничего, кроме открытого окна. Сейчас же он мог броситься в любую секунду, перегрызть ей глотку, а она даже не закричит – настолько ее дух перехватило. Казалось, ничто в жизни ею так не владело, как этот страх, полностью пленивший ее мысли и тело эти несколько секунд.
Она моргнула. Как бы ни привиделось…
Шторы по-прежнему шевелятся от ветра. На балконе никого и ничего, кроме ночи.