- Ты бы мог вдохновить миллионы людей не меньше, чем ты вдохновляешь меня, дружище! – подбадривал его Льюис, сидя на их месте в баре, попивая виски. – Ты совсем один. Прости, но все твои родственники мертвы. Брат снова в тюрьме. И нужно обладать величайшей силой, чтобы пережить это за какие-то несколько лет, вытерпеть эти явления смерти в твоей жизни, и просто жить. Ты огромный молодец, Стеф! Ты как никто другой держишь удар. Ты мужественно справляешься со всем тем, что подбрасывает тебе жизнь. Я бы так не смог, правда! И я бы очень хотел иметь такие стальные яйца, как у тебя! Серьезно. Может быть, поэтому ты нравишься только сильным женщинам. Самым сильным в этой жизни. Потому, что слабые сразу же чувствуют твою внутреннюю энергетику…
- Сильным? – вдруг переспросил Стефан.
Они посмотрели друг на друга, словно переспрашивая, но явно понимая, кого Льюис имел ввиду под определением «сильная женщина». Стефан сразу же попытался перевести этот момент в более легкое русло, что было для него нетипично, обычно серьезного и угрюмого, точно не часто шутившего:
- Мне хватает того, что я вдохновляю тебя, мой друг! – хлопнув Льюиса по плечу, что удивило его друга. – Мне не нужны эти миллионы других людей. Я их не знаю. И Анна мне больше не нужна.
Чуть ли не впервые Льюис видел своего друга настолько уверенным и твердым в своих словах, причем внезапно. Он обнял его в ответ, и сказал с глубочайшим уважением в голосе:
- Ты настоящий мужик, Стеф! Ты только брата навести. Ты ведь никогда этого не делал. Поверь, не важно, какое у тебя к этому отношение. Даже если ты презираешь его. Он будет знать это. Но если ты навестишь его, ему все равно будет приятно, несмотря на то, что он знает.
Стефан кивнул головой.
Через несколько дней он так и сделал. Узнал, в какой тюрьме отбывает срок его брат. В какой день его можно навестить. Затем взял билет на поезд, и сидя у окна, долго размышлял, смотря на плавно проплывающие мимо поля кукурузы. Большинство из них уже были давно собраны. И смотря на них, Стефан размышлял особо ни о чем. В его голову как всегда лезло все подряд. От самых бытовых и мелочных проблем, которые он и проблемами не считал, но все равно думал об этом, и до самых безответных философских вопросов, что было не только частью его профессиональной деятельности, но также глупой привычкой, которая, видимо, никогда не оставит его.
Он вспоминал, как плюнул брату в лицо, когда того приговорили к первому сроку. Почему-то, он чувствовал к нему глубочайшую обиду и презрение за убийство той девушки, могилу которой он даже потом пару раз навещал. Словно он открестился от своего родного брата, сделавшего тоже, но ранее, тем поступком, который Стефан тогда назвал непростительным. Он чувствовал себя преданным своим братом, ровно как чувствовал это относительно своего отца.
Он вспоминал, как перестал общаться с Анджеем после того, как узнал о смерти матери. Отец ничего ему не сказал ни о смерти, ни о похоронах. По сути, не пытался связаться с ним в тот момент, в который Стефан сделал бы все для того, чтобы провести родную мать в последний путь. Увидеть ее гроб на глубине шести футов. Но он не видел этого. Он не был на ее похоронах. И почему все так сложилось в его жизни, он откровенно не понимал, думая об этом который раз. На этот вопрос он не мог ответить все эти годы. Он разъедал его изнутри, словно кислота. Ему было больно от этого. Он имел семью, любовь, он жил насыщенной жизнью. Теперь же внутри него была пустота. Всегда была, но не всегда он старался заполнить ее обществом богатой и красивой женщины, которая лишь усилила и без того невыносимую боль, которую он нес все эти годы.
Смотрел на поля. Они как воспоминания. Какие-то из них Стефан собирал до сих пор. Какие-то не желал изо всех сил видеть перед собой той яркой картинкой, которой они были когда-то. Но явятся ли они в таком цвете сейчас? Однозначно нет. Почему он знал это? Потому, что не мог сопротивляться, все равно…
Стефан ожидал своего брата в зале для встреч. Его должны были привести с минуты на минуту. И это ожидание было довольно нервным для Стефана. Он все еще не мог превозмочь это чувство, которое рождалось в нем при виде его старшего брата. Один из надзирателей посадит Бенедикта напротив него, а его младший брат, посмотрит на него сквозь стекло своих очков, и отгораживающее стекло между ними. Посмотрит неуверенно, кротко, в его давящие глаза, устремленные в глубину души, явно обнажающие ее до предела. Стефан никак не мог избавиться от этого чувства – чувства того, что Бенедикт сканирует его нутро лучше, чем кто-либо другой. Словно он видит его сердцебиение, слышит его, знает его на вкус и на запах. Но при этом, так сдержан и спокоен. В своей стихии.
- Ты все-таки пришел, - сказал Бенедикт с долей признания в голосе.