Бой

- Вас пошлют в часть. Там узнаете.

Он снова начал насвистывать. Борис больше не спрашивал.

Из-за двери за спиной писаря доносились обрывки разговора. Слов нельзя было разобрать. Говорили два голоса. Один был громкий, взволнованный, а второй тихий.

"Я скажу ему, - думал Борис. - Я скажу... Он поймет... Он, наверное, поймет меня... Пусть пошлют, пусть пошлют куда угодно, но не сейчас... Немного позднее я согласен ехать... Куда угодно, только немного позднее... Я попрошу отсрочки..."

Дверь открылась.

В дверях стоял военный со знаками различия полкового комиссара на красных петлицах. Перед военным стоял человек в штатском. Борис не видел его лица. Этот штатский говорил громким голосом.

- Мне необходима отсрочка, - говорил он, и полковой комиссар хмурился и отворачивался. - Мои творческие планы... Я могу представить удостоверения... В конце концов, вы же должны понять! Я готовлю книгу стихов...

- Хорошо, - отвечал комиссар. - Я уже сказал вам. Хорошо. Я вычеркну вас. Я уже сказал.

Штатский боком пролез в дверь.

- Вычеркните этого, - тихо сказал комиссар писарю.

Писарь посмотрел на штатского с таким выражением, будто перед ним стоял не человек, а интересная вещь.

Штатский повернулся, и Борис узнал его. Это был поэт, гость Маши, знаток бокса. Борис испугался, что толстый молодой человек поздоровается с ним и комиссар увидит, что они знакомы. Но поэт не смотрел на Бориса.

- Еще один? - сказал комиссар, мельком взглянув на Бориса. У комиссара было усталое, морщинистое лицо и совсем седые волосы.

- Ну, пойдем.

Борис вошел. Комиссар закрыл дверь, прошел за свой стол и сел, подперев голову левой рукой.

- Фамилия?

- Горбов.

Комиссар отыскал какую-то бумагу в папке.

- Горбов, Борис Андреевич?

- Да.

- Служил в пограничных войсках?

- Да.

- Срочную службу?

- Да.

- Где служил?

- На Севере, товарищ полковой комиссар.

- Так. Хорошо? Хорошо служил, спрашиваю?

Горбов ничего не ответил.

- Командир запаса?

- Да.

Комиссар вдруг улыбнулся. Все морщины на его лице сразу разгладились. Только вокруг глаз остались мелкие веселые складки.

- Вот поэт этот... А?

Горбов молчал.

- Вам нужно ехать, Горбов, - комиссар все еще улыбался. Улыбка медленно сходила с его лица. - Придется ехать быстро. Понятно?

- Да. Понятно.

- Три часа вам должно хватить, Горбов, на сборы и все такое. Придется снова стать военным. Документы на вас заготовлены. Через три часа вы поедете. Так?

- Слушаюсь.

- Можете идти. Всего хорошего.

Окраины города промелькнули перед окнами. Поезд шел по полю. На краю поля еще виднелись фабричные трубы и серое облако дыма и пыли над городом. Сбоку железнодорожного пути шло шоссе. Поезд обгоняли легковые автомобили. Грузовики ехали медленнее. Грузовики отставали от поезда.

На столбах стояли рекламные плакаты.

"А я ем повидло и джем", - прочел Борис.

"А я ем повидло и джем... А я ем повидло и джем..." Стишок назойливо и скучно звенел в голове Бориса. "А я ем повидло и джем..."

Стучали колеса вагонов, громко пыхтел паровоз. Длинная тень от дыма бежала рядом с поездом. Шоссе свернуло вправо и скрылось из виду. Поезд шел по полю.

Прощай, Маша! Прощай, Маша!

Все вдруг прервалось, все кончилось.

Борис так и не повидался с Машей. Уехал, не повидавшись с ней. Он позвонил ей по телефону. Телефон долго трещал. Потом недовольный голос домашней работницы сказал: "Кого надо?" - и Борис попросил Машу, и голос сказал: "Нету дома..." - и Борис повесил трубку.

Андрея Борис тоже не застал дома. Очевидно, Андрей был еще на заводе.

Перед самым поездом Борис заехал на стадион. Петр Петрович выслушал Бориса и долго молчал.

- Очевидно, так нужно, - сказал он. Борис испугался, таким старым показался ему Петр Петрович. - Очевидно, так устроена жизнь, Борис, что часто нужно прощаться. Слишком часто нужно прощаться... Мне очень жаль. Вы знаете... Но так нужно. Я уверен в вас. Я уверен, что вы не сдрейфите в тяжелый момент. Вот и все. Может быть, вы еще вернетесь ко мне. Вот и все.

Старик крепко пожал Борису руку и пошел по аллее. Он шел, как всегда, сутуля спину, руки глубоко засунув в карманы.

- Прощайте, Петр Петрович!

Поезд несся по полю. Паровоз гудел, гремели колеса на стыках рельсов.

Серое облако над городом все еще виднелось на краю поля.

Ворона летела рядом с поездом. Она долго летела рядом с поездом. Еще две вороны поднялись с проводов и полетели за первой вороной. Небо было синее-синее. Только с краю, там, где был город, стояло серое облако, Потом облака не стало видно.

"А я ем повидло и джем... А я ем повидло и джем..."

Снова и снова Борис вспоминал все события сегодняшнего дня. Как сразу все кончилось! Сразу все кончилось, все оборвалось. Будет совсем другая жизнь. Какая будет теперь жизнь? Какое усталое было лицо у полкового комиссара в Военкомате... Хорошо, что толстый молодой человек - поэт он, что ли, - хорошо, что он не узнал Бориса, а то было бы стыдно... Очень стыдно было бы... Он Машин знакомый, этот молодой человек... Очень было бы стыдно...

Прощай, Маша!..

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ