- Поспим часок и поедем, - сказал полковник. - Скажи дежурному. Пусть машина будет через час. Пусть нас разбудят.
- Слушаюсь, - сказал комендант.
Он вышел в комнату дежурного и вернулся через несколько минут.
Полковник крепко спал на узком кожаном диване.
Комендант лег на койку. Он лег, не раздеваясь, поверх одеяла и укрылся шинелью.
Полковник и комендант не спали уже три ночи подряд.
Дорога шла лесом.
Ели вплотную обступали просеку. Снег лежал на иссиня-черных ветвях. Ветви низко гнулись, тонули в снежных сугробах.
Борис сдержал Ночку. Жеребец Андрея захрапел, когда Андрей натянул поводья.
- Ну, Андрей, теперь рассказывай все по порядку.
- Да рассказывать-то почти нечего. Ты уехал три месяца тому назад. Я нашел дома твою записку, и Петр Петрович рассказал. Ты ничего не писал мне. Я не знал, где ты и что с тобой. Я жил по-прежнему. Работы было много. Боксом занимался. Бился с Кирюшкиным.
- Как?
- Нокаутировал его. В третьем раунде попал слева. Вышло вроде как у тебя с Титовым. Но Кирюшкин слаб все-таки. Хотя удар у него есть. Я попал точно, и он сразу упал.
- А Титов как?
- С Титовым плохо. Он с горя после поражения напился, устроил драку на улице и сломал кому-то челюсть. Его судили за хулиганство. Выслали на полтора года. Он кончился, твой Титов.
- Он - дрянь.
- Верно.
- Дальше, Андрей. Как же с тобой все получилось?
- Ну, взяли меня и послали на границу. Вызвали в Военкомат и послали. Военком говорит: "Три часа вам хватит на то, чтобы снова стать военным?"
- Седой такой?
- Кто? Военком? Седой. Я говорю: хватит. Попрощался с заводом, со стариком нашим простился и выехал.
- Как старик живет? Я, черт возьми, только одно письмо послал ему, и то в самом начале. Когда еще грустил немножко. Времени совсем нет. Ей-богу.
- Он говорил мне. Он по-прежнему живет. Постарел, конечно. Но ничего. У него хорошие ребята есть. Один легковес есть. Шестнадцать лет парнишке. Левая просто изумительная. Ну, Петр Петрович по-прежнему злится. Ребята дерутся неплохо, и он доволен, а злится. Знаешь, как он злится всегда? Для виду.
- Хороший он старик.
- Хорошо здесь у вас. Совсем как на нашем участке. Помнишь, Борис? И тот вот бугор похож. Помнишь, у нас было такое место на левом фланге.
- Да, давай рысью.
Ночка сразу приняла широкой рысью. Белый жеребец сбивался на галоп. Андрей засмеялся.
Борис думал о городе, о Петре Петровиче. В первые дни жизни здесь, на границе, он часто вспоминал о городе, но потом стал вспоминать все реже и реже. Пограничная работа целиком заполнила всю его жизнь. Он нашел друзей среди командиров, и это была крепкая боевая дружба. Теперь он никогда не думал о прошлом с грустью.
Только о Маше не переставал Борис вспоминать. Машу нельзя было забыть. О Маше он думал по-прежнему часто. Но Маша была так далеко! Борис, конечно, помнил о ней и тосковал по ней, но все это было спокойнее, чем раньше, в городе. Борис привык к тому, что Маша далеко, привык к постоянным немножко грустным мыслям о Маше. Маша, его Маша существовала на свете, и в его сердце и в его голове было для нее постоянное место, и это ничуть не мешало ему работать изо всех сил, не нарушало его жизни, не вмешивалось в его жизнь. Он жил очень хорошо.
Вот приехал Андрей. Вдруг приехал Андрей. Борис вспомнил их размолвку. Размолвка - какое странное слово! И какая, по существу, была между ними размолвка? Теперь все казалось совсем иначе. Что-то было все-таки. Что-то происходило тогда. Но теперь даже никакого осадка не осталось от этого. Андрей здесь! Они будут жить вместе, рядом, помогая друг другу, будут работать и жить здесь. Очень важно жить хорошо, и обязательно нужно работать очень хорошо. Мы с Андреем опять пограничники. Мы - пограничники. Очень важно, что мы опять вместе и что мы опять пограничники. Странно, что мы какое-то время не были пограничниками. Странно, что мы были в запасе. Маша? Конечно, Маша сразу вспомнилась. Но все, что казалось так важно раньше, теперь вообще перестало существовать. Нужно просто спросить Андрея о Маше. Какое отношение имеет Маша к их дружбе? Просто смешно, до чего все это не имеет никакого значения. Мы вместе с Андреем, мы опять пограничники, и мы такие друзья с Андреем...
- Ша-агом! - пропел Андрей.
Его жеребец снова захрапел.
Ночка пошла шагом.
Борис нагнулся и погладил Ночку по шее. Андрей не видел его лица, когда он спросил:
- Как Маша живет, Андрей?
- Маша. Я... я не знаю, как Маша живет... Я не видел ее.
- Ты? Ты не виделся с ней все это время?
- Я не виделся с ней после нашего боя. Я думал...
Борис выпрямился и прямо посмотрел на Андрея.
- Я думаю, что я был дураком, - сказал он. Он улыбался, у него было смущенное выражение лица, и вид у него был как у очень счастливого человека.
Андрей засмеялся.
- Я тоже так думаю, - сказал он.
Некоторое время они ехали молча.
Красный снегирь взлетел со снежной ветки и, перелетев через дорогу, сел на верхушку молоденькой сосны. Ярко-красный снегирь на белом снегу, и красный цвет еще ярче рядом с зеленью хвои.
- На лыжах вам придется походить, товарищ лейтенант, - сказал Борис.