Бои местного значения

— Кузьмич, встань у входа.

Хозяйка осталась в комнате, а хозяин вышел. Через несколько минут перед нами упал на колени, по приказанию отца, и просил не расстреливать нескладный подросток. Он положил передо мной парабеллум и две гранаты. Пришла бабка и старший сын. Заголосили. Все просили не расстреливать его.

— Переведите, что если кто-то из членов семьи скроется или будет укрывать оружие, они будут нести ответственность перед советскими военными властями. О нем мы сообщим военному коменданту. За жизнь советских солдат, за военное имущество, расположенное на территории усадьбы, вся семья отвечает головой.

Поляк усердно переводил.

— Растолкуй, — обратился к поляку Тесля, — что теперь я не верю ни одному его слову. — Он указал на хозяина. — И буду ходить с автоматом, для порядка.

После этого случая Тесля круто изменил свою политику по отношению к семье. Не расставаясь с автоматом, он наводил на немцев страх. Все его распоряжения исполнялись немедленно. Он твердо проводил выработанную им линию по перевоспитанию фашистов. Он все время ломал голову над тем, какую бы полезную работу найти для всех членов семьи, чтобы они приучались к труду.

Младший сын сидел дома и не показывался нам на глаза. Хозяин запретил ему покидать усадьбу, выходить на улицу. Так он понял мое распоряжение. Через некоторое время он осмелел, видя, что ему ничто не угрожает, и как-то, проходя мимо меня, спросил:

— Комиссар?

— Да! Комиссар! — резко сказал я.

Он вытаращил на меня неестественно глаза и отступил назад. Больше он ничего у меня ни разу не спрашивал. Вообще, сыновья ни в какое общение с нами не вступали. Только хозяин поддерживал, главным образом с Теслей, дипломатические отношения. Он оценил наш великодушный акт в отношении младшего сына и теперь всячески стремился подчеркнуть свое расположение ко мне.

По утрам в нашей комнате ежедневно появлялись свежие цветы из парников и кувшин теплой воды для умывания. К завтраку приносили зеленый лук с грядок, салат и две маленькие чашечки какого-то суррогата, который они называли кофе.

Тесля скептически относился ко всем этим знакам внимания. Терпеть не мог умывания в миске и считал, что немцы отстали от нас в чистоплотности, раз они моют в грязной воде лицо.

— Не верю фашистам, — твердил он. — Вы только подумайте, писля войны этот ублюдок мог нас пострелять, как куропаток, и прибавилось бы еще несколько похоронок… Разрешите мне обыскать весь дом и усадьбу?

— Зачем?

— Чует моя душа, что припрятано у них оружие.

— Этого недостаточно для обыска.

— Значит, пусть стреляют? Так, по-вашему?

Тесля обиделся. Долго молчал.

— А что они у нас творили? Забыли? Русская душа добрая! Все сразу простили. Даже оружие нельзя пошукать.

— Ладно. Разрешаю. Только… Только, чтобы все было без шума.

— Не беспокойтесь, все будет тихо. И еще прошу в порядке трудового воспитания фашистов разрешить использовать на работах хозяина, хозяйку и других, кроме бабки.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, скажем, стирку белья для нас и для солдат.

— Разрешаю.

Тесля, довольный полученным разрешением, потирал руки:

— Я им покажу! Они у меня попляшут. Фрицы…

Это меня насторожило, и я заметил:

— Предупреждаю, что за возможные недоразумения, связанные с перевоспитанием или жалобами на обыск, можешь угодить на гауптвахту.

— Вот дожил… За перевоспитание фашистов — на «губу». А как же тут порядок навести? — спрашивал Тесля. — Вы шо, забыли, что они у нас творили?

— Ничего я не забыл, но мы должны все делать по-своему, по-нашему, а не так, как они. В этом наша сила. В этом вся соль.

— Все ясно.

В последующие дни Тесля, вооружившись шомполом, незаметно обследовал территорию усадьбы. Искал он оружие, уверенный в том, что хозяин ведет себя нечестно и его надо вывести на чистую воду. Я ни о чем его не расспрашивал, хорошо зная, что если он что-то обнаружит, то сразу расскажет. Хозяин был приветлив.

Скорее всего, он ничего не замечал. Он был очень доволен тем, что, встречаясь с ним в городе, я отвечал на его приветствия. Между тем я упорно штудировал немецкий, не расставаясь со словарем, и уже мог самостоятельно спросить и растолковать, что мне нужно. В этом мне помогала одна наша девушка из Николаевской области — Марийка, которая все еще жила у соседа-немца, работала у него на огороде, ожидая очереди на репатриацию домой. Она хорошо говорила по-немецки.

— Ну что, Шерлок Холмс, молчишь? Как твои успехи? — поинтересовался я однажды у Тесли.

— Кое-что есть.

— А именно?

— Разрешите выкачать воду из бассейна и разрыть половину грядки, где посажен лук?

— Это еще зачем?

— Там что-то спрятано.

— Что-то… Так не пойдет. Только оружие можешь раскапывать. Кстати, говорят, что ты много цветов рвешь в парниках.