1-я гвардейская резервная дивизия 20 марта выступила маршем тремя колоннами через линию Круки – Хофцумберге. 21 марта передовые ее части вышли в район к западу от Бауска – Штальген на Аа – Гросс-Шведтхоф. Противник перед ней отступал на юго-восток, так как дивизия не смогла своевременно осуществить обход через Бауск – Штальген, а также потому, что из-за морозов на р. Аа удержаться было нельзя. Только под Хофцумберге, взятом ротой самокатчиков из гвардейских стрелков под командованием обер-лейтенанта барона фон Розена, дело дошло до боя. Штаб корпуса полагал, что русские уклонились в первую очередь потому, что последовал удар ландесвера на Митаву, а также из-за натиска Железной дивизии. Так ли это было, останется неизвестным, так как при небольшом количестве войск на таких широких пространствах у противника всегда была возможность в последний момент уйти лесами, к тому же на фронте Железной и Гвардейской резервной дивизий к моменту вступления ландесвера в Митаву он уже начал отступление на восток, что и установил батальон Эйленбурга.
Вмешательство Верховного командования «Север»
С выходом на рубеж р. Аа создались предпосылки для дальнейшего наступления к Двине и на Ригу. За быстрое развитие наступления говорили как эффект внезапности, так и обстановка на курляндских дорогах, а с началом таяния снегов она стала значительно хуже. Моральное воздействие поражений под Добленом и Митавой поначалу тоже сказывалось. С другой стороны, надо было сначала отвоевать предмостное укрепление под Митавой, выйти на р. Аа под Шлоком и очистить оставшиеся в тылу районы. И все же уже 19 марта штаб корпуса направил Верховному командованию «Север» упоминавшийся выше запрос насчет операции против Риги[110]
, указывая на то, что взятие этого города быстрым ударом теперь, вероятно, возможно, а позднее будет довольно сложным делом. Конечно, насколько способны на такое новое усилие войска после предыдущего напряжения, оставалось неясным. Широкомасштабное наступление, даже за Ригу, в такой военной обстановке было едва ли уместно.Всем этим размышлениям положило конец письмо из Верховного командования «Север», которое пришло в штаб-квартиру корпуса 20 марта в 10 утра, в нем сразу же запрещалось наступление далее линии Шадов – Митава – Шлок. Возможные своевольные действия балтийского ландесвера за этим рубежом следовало рассматривать как частные акции латышей. Верховное командование тем самым, вероятно неосознанно, действовало в соответствии с планами германского правительства, которое устами министра рейхсвера 27 марта объявило в Национальном собрании, что между ним и Верховным Главнокомандованием имеется абсолютное согласие в том, что германские войска в Курляндии и Литве не должны предпринимать никаких наступательных действий[111]
.Штаб корпуса приспосабливался к планам Верховного командования и отправил своего 1-го офицера Генштаба в группу Хагена и в дивизии, дав ему полномочия от имени командующего корпуса, чтобы тот отдал необходимые указания. Они были сведены воедино в приказе по корпусу от 21 марта, где заявлялось, что для выхода на линию, предусматриваемую для возведения прочных оборонительных позиций (Бауск – Штальген – р. Гарросен – р. Эккау – Ценхоф – Вольгрунд – Шлок), 1-я гвардейская резервная дивизия должна нанести удар на север через Бауск и Штальген, Железная же дивизия и ландесвер оставались под Митавой[112]
. Как только противник отступит под Митавой, Железная дивизия должна будет продвинуться до выше указанной линии. Позднее 1-я гвардейская резервная дивизия обязана будет принять на себя участок Бауск – р. Эккау, группа Хагена – пространство оттуда и до моря. На всех участках следовало выделить тактические резервы и отправить отряды смешанного состава для зачистки тылов. Один батальон и одну батарею из 1-й гвардейской резервной дивизии надо было отправить к Митаве и подготовить к переброске.Реализация этих распоряжений привела к целой серии боев, причем порой весьма тяжелых.
Бой под Бауском
[113]