Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Как бы то ни было, в известиях ибн Якуба и Галла просматриваются явные переклички, и они вполне подтверждают мысль о наличии некоей «большой дружины» в Польше эпохи Мешка и Болеслава, тем более что сами современники подчёркивали именно многочисленность воинов в их распоряжении. Помимо приблизительного соответствия в численности военных сил надо отметить ещё одну аналогию: арабский писатель упоминал об «отрядах», на которые поделены «воины» Мешки, а польский хронист размещает всех «loricati» по нескольким городам. Эти города были главными опорными пунктами раннепястовской монархии, и в сопоставлении с археологическими свидетельствами эти упоминания позволяют говорить о системе размещения воинов, бывших на службе и содержании князя, гарнизонами по разным городам (в польской историографии для обозначения такой системы используется термин družyna rozproszona – ср. в главе I)[536].

Вне зависимости от того, как польские историки интерпретируют сообщения ибн Якуба и Галла, общепризнанным в польской историографии является тот факт, что организация и двора польских князей, и их военных сил претерпела существенные изменения после кризиса, потрясшего польское государство в 1030-е гг. Данные хроники Галла Анонима, к сожалению, слишком лапидарны для того, чтобы составить о военной организации Польши ясное представление, но всё-таки понятно, что люди в непосредственном окружении польских князей второй половины XI– начала XII в. принципиально отличались от Мешковых «мужей», для которых князь был «словно заботливый отец». Так, в одном месте хроники, рассказывая о молодых годах Болеслава Кривоустого (II, 33), Галл описывает сражение Болеслава с поморянами и упоминает, что при князе было 80 человек «pueros et iuvenes», то есть слуги и юноши, причём среди последних, как выясняется, кто-то (или даже многие) были из знатных родов[537].

В другом известии более позднего времени Галл рассказывает о походе Болеслава против чехов 1110 г. (III, 22–23). Непосредственное окружение князя названо «acies curialis» («дворцовая дружина» в русском переводе), и снова в значительной части эта группа состоит из юношей (juvenes)[538]. При этом, кроме княжеской «дружины», отдельные отряды войска поляков составляли люди Скарбимира, воеводы (comes palatinus) Болеслава, названные по аналогии с княжеским окружением «acies palatine», какая-то «гнезненская дружина (Gneznensis acies)» – видимо, городской полк, – а также «некоторые знатные и другие храбрые рыцари (cum quibusdam palatinis aliisque militibus animosis)».

Личные слуги и юноши из знатных семейств, для которых служба князю была началом придворной карьеры, – вот те люди, которые окружали князя спустя столетие с небольшим после путешествия ибн Якуба. И их численность измерялась уже не тысячами и даже не сотнями, а десятками. Не только в хронике Галла, но и в других источниках на передний план выступают представители знати – «можновладцы» (типа Скарбимира), которые, как единодушно утверждают исследователи, заняли ведущие позиции в государстве[539].

К сожалению, для других государств «среднеевропейской модели» нет столь же ярких и подробных свидетельств о военно-административной организации X–XI вв., которые можно было сравнить с польскими. Особенно скудны данные о раннепшемысловской Чехии. Тем не менее, по ряду отдельных упоминаний и косвенных указаний, а также по общей канве политического развития чешского государства во второй половине Х-ХI в., видимо, можно говорить об аналогичных, в целом, процессах. Первоначальные успешные завоевания сильной княжеской власти, опиравшейся, очевидно, на нечто вроде «большой дружины», сменились кризисом (в самом начале XI в.)[540]. За кризисом последовало установление господства знати– тех чехов, которые, по словам чешского хрониста начала XII в. Козьмы Пражского, были «более сильные по оружию, более верные и храбрые во время военных действий, более выдающиеся своим богатством (quos norat armis potentiores, fide meliores, milicia fortiores et divitis eminentiores)» и благодаря которым «Чешская страна стоит, стояла и будет стоять вечно»[541].