В другой раз уже Феодосии отправился на встречу с Изяславом. Князь был где-то «далече отъ града» (то есть Киева), старец задержался у него там допоздна и уже в ночь поехал обратно в монастырь на телеге в сопровождении возницы. Когда начало светать, Феодосию и сопровождавшему его отроку стали попадаться на пути «вельможи», которые ехали «къ князю» – очевидно, в направлении, противоположном тому, куда двигались игумен со слугой. Эти вельможи, «съсѣдъше съ конь», кланялись Феодосию. Рассказав о смирении Феодосия, уступившего своё место на телеге отроку, и удивлении последнего, когда он увидел уважение, которое оказывается старцу, Нестор возвращается к этой картине: игумен двигается от князя, а навстречу ему особо выдающиеся люди, которые спешиваются и кланяются. Но только теперь тех же самых людей он называет уже не вельможами, а боярами: «вси же боляре, сърѣтъше, покланяху ся ему»[932]
. Показательны здесь не только синонимичность словПожалуй, как раз слово
В Житии упоминаются и ещё бояре Изяслава, причём дважды не обобщённо, а в качестве отдельных лиц – оба раза в связи с вкладами, которые они сделали в монастырь. Одного из этих двух бояр звали Климент, и он сделал особый вклад в монастырь – две гривны золота – по обету, данному перед некоей битвой, в которой многие пали, а он спасся. Этот же боярин потом пожертвовал в монастырь ещё Евангелие с окладом, а затем три «возы брашьна» (телеги со съестными припасами)[934]
. Обращают на себя внимание военная занятость боярина и его богатство.В иных случаях бояре упоминаются в Житии в окружении Святослава, который сменил на киевском «столе» своего брата Изяслава. В момент размолвки Феодосия с Святославом «от боляръ мънози» рассказывают Феодосию о гневе князя[935]
– то есть выступают своего рода информаторами и посредниками между княжеским двором и монастырём. Очевидно, эти бояре хорошо знали Феодосия и братию Печерской обители. Из этих сообщений надо заключить, что при смене князей в Киеве многие бояре остались в городе и сохранили своё высокое положение при княжеском дворе, а значит, такого рода смены не обязательно должны были вести к полному обновлению круга лиц на службе князей, и бояре сохраняли свою «территориальную привязанность», как выражаются современные историки.Наконец, стоит привести одно свидетельство из сообщений о посмертных чудесах святого, которые в Успенском сборнике приложены к Житию, хотя, возможно, восходят к творчеству не Нестора, а кого-то из его младших современников, подвизавшихся в монастыре. Вторым в перечне чудес рассказывается о чудесной помощи Феодосия некоему боярину, который попал в княжескую опалу: «болярину нѣкоему въ гнѣвѣ велицѣ сущу от князя», – начинается рассказ с оборота Dativus absolutus. Князь грозился боярина «на поточение посълати», но после того, как боярин помолился Феодосию, тот ему явился во сне и обещал, что утром князь призовёт его, «не имыи гнѣва ни единого же на тя, нъ и пакы въ свое мѣсто устроить тя», что́ и исполнилось[936]
. Очевидно, боярин состоял на службе князя и имел своё «место» при дворе. Указание, что князь мог «в гневе» наказать боярина ссылкой, коррелирует с упоминанием Нестора о «гневе» князя на монахов, что они без его «повеления» постригли его слугу и сына его боярина, – очевидно, князь располагал определённой властью над служившими ему боярами и мог применять к ним довольно сильные меры воздействия.Слово