Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

Некоторые современные учёные считают, что основу могущества боярства в течение всего Средневековья составляли именно доходы от службы, в том числе просто часть государственных налогов. Хотя, возможно, удельный вес доходов знати от кормлений-должностей и несколько сокращался, но даже и в XVI в. вотчинное землевладение, основанное на труде зависимых людей, не стало ещё основной формой землевладения в Московском государстве и главной опорой знати. Б. Н. Флоря, например, в этом видит важное отличие России от Польши и Великого княжества Литовского[923]. Но в любом случае, оба источника доходов боярства – от исполнения публичных должностей и своего (частного) землевладения – не перекрывали и не сменяли друг друга, а сосуществовали практически на протяжении всего Средневековья.

Все эти соображения ведут к выводу что нет оснований каким-либо образом противопоставлять применительно к роли и положению бояр в древнерусском обществе периоды предшествующий концу XI или середине XII в. и последующий. Разумеется, какие-то изменения происходили всё время на протяжении домонгольского периода, и важнейшие были, видимо, связаны с постепенным распадом того государства, которое в начале XI в. держал «под своею рукою» Владимир Святославич, и образованием к началу XIII в. ряда политических центров, в каждом из которых сформировались свои группы боярства. Но для описания и объяснения этих изменений нет смысла выделять какую-то особую «дружинную знать», признавая в то же время, что в течение всего Средневековья бояре оставались «военно-служилой знатью». Бояре в XI в. точно так же выделялись из массы «простых» людей, служили князьям на войне и в мирное время, получали от этой службы доходы, обзаводились сёлами и «имениями», как и в ХII-м, и в последующие века.

2. Несторово Житие Феодосия Печерского

Как уже говорилось в Введении и главе II, во многом наше восприятие древнерусского общества зависит от летописи, и чтобы преодолеть это «летописецентричное» восприятие прошлого, необходимо корректировать его по другим источникам. Такого рода корректировку суждений о содержании термина бо(л)ярин и связи его с другими понятиями (например, с «дружиной») позволяет сделать источник, сопоставимый с летописью, но иного жанра и происхождения. Выше уже использовались данные Жития Феодосия Печерского– агиографического произведения, создание которого относится примерно к той же эпохе, от которой до нас дошли древнейшие сохранившиеся летописные своды – НС и ПВЛ. Более того, Нестору, монаху Киево-Печерского монастыря и автору Жития, в средневековой историографической традиции приписывалось и составление ПВЛ. В научной литературе много спорили по поводу того, был ли причастен Нестор к работе над летописью[924]. Надёжных подтверждений этому нет, и вопрос приходится оставить открытым. Но в то же время нельзя сомневаться, что литературная и идейная среда, из которой вышли киевское летописание конца XI – начала XII в. и Житие, примерно одна и та же, и тем важнее и интереснее их сопоставление. С литературной точки зрения Житие – выдающийся памятник, искусно сочетающий следование канонам и топосам агиографии, умеренную риторику, динамичность сюжета и реалистичность. Житие сохранилось в древнем и довольно исправном списке (имеющем лишь небольшие погрешности и пропуски) в знаменитом Успенском сборнике середины XII – первой половины XIII в., который имеет научное издание с полным словоуказателем.

Обращение к Житию Феодосия обнаруживает, прежде всего, одно любопытное обстоятельство – слово дружина в произведении не употребляется ни разу ни в каких смыслах, а слово бо(л)ярин и его производные– более 20 раз[925]. Вполне вероятно, в отсутствии слова дружина в Житии сказываются литературные установки Нестора, на которые уже указывалось в литературе. Автор явно старался по возможности возвысить тон повествования, вписав религиозный подвиг Феодосия в образцы, сохранённые византийской агиографической традицией, и по этой причине в ряде случаев избегал слов и обозначений «разговорных», но использовал более или менее «литературные» и даже возможно, как выражаются некоторые историки, «книжного» характера. Так, например, рассказывая о юности Феодосия в Курске, он называет посадника, у которого Феодосии служил отроком, «властелином града того» или «судией». Вместе с тем, ориентация Нестора на книжные образцы не стоит преувеличивать– она не мешала ему приводить всякого рода бытовые подробности и не отрывала текст полностью от реальности – тогда, когда от этого зависел смысл текста и его правильное понимание, Нестор указывает все необходимые детали. Так, в сообщении о том, что Феодосии юношей смиренно трудился в селе, он указывает, что работал будущий святой «с рабы»; рассказывая о том, как Феодосии из Курска добрался в Киев, Нестор объясняет, что путь тот нашёл, следуя за «купцами» и т. д.