Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках

В политической организации руси в том виде, в каком она предстаёт в договорах руси с греками и в сочинениях Константина Багрянородного, важная роль отводилась помимо «архонтов» и «послов» также купцам. Договор 944 г. обязывал «архонтов» писать грамоты с указанием количества кораблей, посланных в Византию. Очевидно, на кораблях плыли не только послы с их людьми, но и купцы, которые тоже, находясь под покровительством «архонтов», выступали их агентами. Хотя купцы отвечали преимущественно за торговые дела, ясно, что они состояли в тесной связи с военно-политической элитой государства руси – ведь политические и коммерческие интересы и вопросы были в тех условиях переплетены и нерасторжимы. В тех же договорах, по метким словам М. М. Грушевского, «торговельні вигоди становлять головний предмет і зміст, альфу і омеґу дипльоматичних зносин», а в описании Константина предводители руси выступают как «заразом правительство і купецькі підприємці»[967]. И это было вполне естественно для народов «варварской Европы» той эпохи, когда между воином и торговцем грань была условна или вообще отсутствовала. В этом смысле тезис В. О. Ключевского о едином «военно-промышленном классе», который стоял у истоков древнерусского государства[968], представляется более правильным, чем схема А. Е. Преснякова, которая предполагает в древнейшее время резкое выделение «дружины» под покровом «княжого права» от остальной массы населения и лишь постепенное (к XII–XIII вв.) вовлечение боярства в «городскую стихию».

После Ключевского идея торговых городов-областей, стоявших у истоков Киевской Руси, получила развитие в работах некоторых эмигрантских и западных историков, особенно Г. В. Вернадского. В последнее время концепция Ключевского находит сочувствие у археологов, которые тоже фиксируют эту связь военного начала с торгово-экономическим[969]. Погребальные памятники на территории Восточной Европы конца IX – начала XI в., которые известны в русскоязычной литературе под неудачным названием «дружинные курганы» (ср. в главе I, с. 97 и след.), вместе с оружием часто содержат гирьки и другие атрибуты торгово-коммерческих занятий. Недавнее обобщение данных, полученных из раскопок этих памятников, носит характерное название «Весыимеч»[970].Весьма показательно и расположение курганных комплексов: они связаны не столько с центрами княжеской власти, сколько с торговыми путями и центрами – эмпориями. И самый большой и яркий археологический комплекс в Гнёздово представлял, несомненно, такого рода торговый центр, где следы каких-то властных структур слабо прослеживаются[971]. Попытки представить этот и подобные ему комплексы как некие (неизвестные письменным источникам) «дружинные погосты» натолкнулись на вполне справедливую критику[972].

Невозможно допустить, что к началу XI в. роль купцов кардинально снизилась или что они перестали выполнять княжеские поручения. Данные о купцах в более поздних источниках XI–XIII вв. свидетельствуют о том, что связь между властью и капиталом сохранялась весьма тесная. Выше в главе III об этом уже шла речь, и указывалось на 1-ю статью «Древнейшей редакции» «Русской Правды», где купец перечислен в ряду людей, находящихся под покровительством князя (см. с. 341). Уместно будет вспомнить здесь и повышенное внимание «Пространной Правды» к финансовым и торговым операциям, которое надо объяснять не только следствием восстания киевлян 1113 г., но и княжескими интересами.

Имея в виду эти данные, вполне правомерно было бы предположение, что в перечне «людей своих» в летописном известии о пирах Владимира те люди, который были обозначены как «гости» или «купцы» в договоре 944 г., тоже присутствовали. Просто в этом перечне они были указаны не под этими обозначениями общего характера, а должностными лицами из их среды – сотскими и десятскими.

Выше уже говорилось о несомненной причастности купцов к сотенной организации в древнерусских городах. По крайней мере, в Новгороде это не подлежит сомнению[973]. Какие именно круги населения охватывала децимальная организация, в науке спорят, но очевидно, что, по крайней мере, в домонгольское время это было преимущественно городское население. Вполне вероятно, что сотские и десятские представляли не только собственно купцов как профессиональную группу, но и вообще городское население как социальный класс. Горожане, занимавшиеся ремёслами и промыслами, тоже, конечно, были связаны с княжеской властью – прежде всего, фискальными обязательствами и заказами на продукты и изделия, которые они производили или доставляли. Так можно объяснить присутствие в перечне неких «нарочитых людей», которые примыкают к сотским и десятским – это были наиболее авторитетные и зажиточные люди из городской среды, наделённые какими-то (может быть, даже мелкими и временными) налоговыми и административными поручениями или обязанностями. В классической книге «Древнерусские города» М. Н. Тихомиров именно в таком духе оценивал перечень лиц, которых Владимир приглашал на пиры[974].