Но Стефан Барановский не пострадал ни от какого несчастного случая; и в тот самый вечер, когда расстался с молодым евреем и с лошадью эконома, отосланною в Киев, сам он выехал из того же села, где они расстались, но по другому пути; к ночи добрался до большого торгового села уже в купленном им в Киеве еврейском платье, что помогло скрыть следы его, так как никто не встречал на пути ученика академии. Первым делом его было отыскать себе в этом торговом селе попутчика до Москвы, чтоб скрыться там на время. Он скоро нашел попутчиков между купцами, приехавшими из Нижнего Новгорода; они отнеслись к нему участливо как к уроженцу их же губернии и не зная его приключений. Русский человек всегда готов помочь своему земляку, встретив его на чужбине; и он скоро нашел купца, позволившего ехать с ним до Москвы на облучке кибитки за ничтожную цену. Но Барановский не имел ни минуты покоя, боясь погони или остановки в каком-нибудь городе, куда ректор мог дать знать о его побеге, если его не сочли погибшим в метель в сугробах снега. В Москве он пробыл не более суток, но, чтоб добраться до Москвы, потребовалось много времени. Отсюда он пустился по дороге к Ярославлю, главной цели всех его стремлений. Переезд оставался невелик, но Стефан был уже почти без сил и истратил почти все свои деньги. Он пустился пешком, боясь расспросов встречных, так как не мог уже называться приказчиком нижегородского купца, за которого слыл на пути к Москве. Но и на последнем переезде он находил попутчиков: он то шел с толпою богомольцев, то ехал, стоя на запятке саней помещицы, которую обязан был охранять дорогой от нападения грабителей, то, наконец, пробирался по пустынной дороге один и пешком. Нетерпение его увеличивалось; он морил себя, обходился без сна и без пищи, чтоб выиграть лишнее время и скорее прийти к цели. Наконец он добрался до Ярославля и поздно вечером явился к Волкову, усталый и взволнованный! Но он явился в счастливую минуту; опоздай он одним месяцем, и его блестящее положение в труппе Волкова было бы потеряно. Именно в это время Волкова уведомили, что труппу его выписывают в Петербург ко двору, и Волков пополнял свою труппу.
Стефан Барановский мог сказать теперь, что его счастливая звезда влекла его в Ярославль. Волков, на минуту ошеломленный неожиданным появлением Барановского, с радостью бросился ему на шею, не обращая внимания на его одежду, загрязненную дорогою. Стефан Барановский, измученный путешествием и неуверенностью в своей свободе, испытавший столько затруднений и, наконец, от всего избавленный, переходил теперь к самой задушевной радости, и только вырвавшиеся у него слезы показали, как он был глубоко потрясен и растроган! Слезы легко и обильно катились у него из глаз, несмотря на его веселый смех. Волков заметил это непривычное у Стефана настроение и старался его успокоить.
– Ну, видно, тебе несладко приходилось все последнее время, приятель! Прежде ты не плакивал, а теперь ты сам не свой! Пойдем ко мне! Оденься полегче да приляг отдохнуть, потом все расскажешь, как ты к нам добрел в зимнюю пору! А теперь пока мы тебе расскажем о своем счастье: ведь меня с моею труппой вызывают в Петербург, по приказанию государыни!.. Как же ты вовремя явился пополнить мою труппу! Без тебя ведь у нас был бы большой ущерб! Ну, иди отдыхать, Бог с тобою!