Бояре Стародубские. На заре

Барановский поверил наконец полному обращению Сильвестра в монашество, понял, что это бесповоротно! Он выехал; был серенький зимний денек; в поле носился сильный ветер, но не морозный, а с некоторой влагой, напоминавшей, что февраль уже приходил к концу; Стефану весело было вдыхать в себя этот освежающий ветер, раздольно было проезжать по открытым полям, покрытым чистым снегом, но он ехал озабоченный: как передать ему Ольге такие вести? Как огорчится бедный отец ее? На половине пути, покормив лошадку эконома, он еще не поздно приехал на хутор. Сержант очень обрадовался Стефану: он обнимал его, смеялся и подробно оглядывал: не изменился ли он?

– Давно не виделись! Ты будто не так весел, как бывало прежде? С дороги, может быть, или… от каких других причин? А какие вести привез ты нам, сударь мой?..

– Вести?.. Я привез два письма: одно от ректора к вам, другое от Сильвестра к Ольге Ивановне…

– От Сильвестра! – воскликнул обрадованный сержант. – Ольга, Ольга! – звал он дочь. – Иди сюда!

– Погодите, почтенный хозяин! Вы сперва прочтите письмо от ректора! Вести ведь такого рода, что, сознаюсь, не хотел бы привозить их.

– Что ты, сударь! Вправду ли?

– Да, к несчастью, все правда. Лучше обождите до завтра, ничего не говорите дочери, – впрочем, как сами найдете лучше поступить…

– Отказался?.. – мрачно глядя в глаза Стефану, спросил старик.

– Идет в монахи! И для меня это было совсем неожиданно! Задумывался он всю зиму, – но я это приписывал другим причинам: скорее приписывал это боязни, что не исполнится его желание жениться, а вышло не то! Он считал себя отступником и считал долгом совести снова обратиться на старый путь.

– Вот он каким оказался! – печально раздумывая, проговорил сержант. – Откуда-нибудь пахнет ветер – он и повернет в сторону! Шел бы в монахи, не затевал бы свадьбы! Он не по принуждению поступает?..

– По своему собственному убеждению, ко всему остальному относится теперь равнодушно; нимало не признает вреда, причиненного им другим, даже гордится тем, что принес их в жертву! Жалости он не способен чувствовать: словно впал в окаменение!

– Пойдем на мою половину, надо подумать, как Ольге сообщить. Где Ольга Ивановна? – спросил сержант у крестника Афимьи Тимофеевны, проходя мимо него через большие сени, отделявшие его половину от общих комнат.

– Панья на деревню пошла, к больным; за ней от Горюна присылали, – ответил мальчик.

Сержант прошел в свою комнату и запер за собою дверь. Он внимательно начал читать письмо ректора; читал он медленно, и слезы блеснули у него на ресницах; седые брови сдвинулись вместе на морщинистом лбу. Окончив, он глубоко вздохнул и проговорил с видимою скорбью:

– Господи Боже мой!

Стефан сочувственно глядел на горе старика и ждал, не заговорит ли он.

– Тебе читали письмо это? – спросил наконец старик.

– Нет, письма не читали; но мне сказано обо всем, что в нем заключается, – отвечал Стефан.

– И тебе известно, какая налагается на тебя обязанность?

– Скажу вам, как сказал бы родному отцу, по правде: что я не думаю выполнить такую обязанность, чувствуя, что она свыше моих сил! Я лучше оставлю академию. Да не подумайте, что я сам предложил себя взамен Сильвестра, – я не такого понятия о вашей дочери, чтобы предложить ей какую-нибудь замену. Она не такая девушка, чтобы согласиться выбрать в мужья равнодушно того или другого! И вы лучше не говорите ей о таком предложении.

– Если ты не желаешь, так и я не должен передавать ей это предложение. Боюсь также, хорошо зная Ольгу, что она во всяком случае предпочтет совет их, – поступить в монастырь. Они у меня обе тверды и горды: каждая по-своему. Переменилась Ольга во многом. Давно у ней была склонность к набожности, потом с летами она отвлеклась немного от этого влечения, даже привязалась к Сильвестру и задумала выйти за него; но эта же самая близость с Сильвестром и то, что он долго живал здесь, его разговоры снова направили ее мысли к монастырской жизни! Ольге легко было увериться, что это ее обязанность! Теперь вот она все свободное время проводит в том, что ходит по больным и бедным; а по вечерам уже читает церковные книги! Я не иначе гляжу на это, как что придется мне проститься с нею. По моим желаньям, я всегда согласился бы принять тебя своим зятем; но Ольге не по мыслям и не по характеру будет такой мирской и веселый муж, как ты, Стефанушка! – докончил старик, ласково погладив по плечу Стефана.

Барановский думал так же, как сержант, – что Ольга скорее пойдет в монастырь, чем выберет его своим мужем. Жалея об Ольге, он не мог, однако, не радоваться, что он останется свободным и выберет образ жизни по влечению. Ольга между тем была недалеко от дома; она шла домой, оставив больного Горюна, изба которого была недалеко от их сада. Подходя к дому по тропинке, пролегавшей в глубоком снегу, она заметила сани и лошадь на дворе.

– Откуда лошадь? – спросила она издали державшего конюха.

– Приехали из Киева, – был ответ.