Бояре Стародубские. На заре

– И чего смеются! – сказал паромщик. – И так человек из сил выбивается, даром что такой сильный та ловкий! Видно, что на воде вырос!

Всеобщий хохот ответил на слова черного, приземистого паромщика, всегда смеявшегося. Но гребец в лодке не смущался.

– Слышь ты? Вот я поеду мимо парома! Так вот ты с нас за перевоз ничего и не получишь!

– А есть и гроши в мешках? – спросил паромщик.

– Полны мешки! Да еще в шапках и карманах! – кричал гребец с лодки.

– Так причаливай! Я же сейчас помогу! – заговорил паромщик, и с притворной торопливостью он перебросил к лодке длинный канат. Сидевший до сих пор неподвижно другой пловец в лодке схватил конец каната и крепко натянул его; лодка пошла к парому.

– Вот молодцы, вот так парубки. Мы таких еще мало и видывали! – говорил лодочник, пока пловцы выходили из лодки на паром.

– Перестань! Замолчи, Никита! – вполголоса говорила ему сидевшая подле паромщика Никиты старуха, потягивая его за полу его свиты. – Может, какие панычи, наживешь лиха! Вишь, белые, чистые, и платок на шее повязан.

– А мне что панычи! Я самого гетмана перевозил! – отвечал ей громко Никита.

Но, подходя ближе, он снял, однако, перед панычами свою суконную, с черным околышком шапку и подержал ее высоко над головою, с заискивающим поклоном…

– Вот спасибо, добрый человек! – ответил на поклон поймавший его канат, брошенный в лодку.

Никита, успокоенный, надел шапку.

– Нам нельзя не спешить, – сказал он панычам, – как позволили возить на Украйну хлеб от москалей и другой товар всякий, так обозов не перечтешь сколько потянулось; только успевай перевозить. Иной выпьет на радости, так за него и волов стереги на пароме! Теперь, слава Богу, люди повеселей стали!

Никита принялся вместе с другими за весла. Прибывшие присели на краю одной из телег, стоявших на пароме, и глядели вдоль реки, осматривая окрестность. Но мелкий дождь туманил воздух синеватым туманом; он занавесил даль, расстилавшиеся по берегу низменные луга и едва проглядывавшую линию гор, обросших темным лесом. Днепр был широк у перевоза, и паром шел на веслах. Он шел медленно, будучи порядочно нагружен возами с крупными, впряженными в них волами, серыми, рыжеватыми и с рогами, стоящими вверх. Везде виднелись бочки дегтю, кожи, кули хлеба и узлы пешеходов. В разных углах парома сидели группами женщины, старые и молодые, и группы чумаков, измазанных дегтем; посреди этих групп попадались и странники, и богомольцы, и разносчики с коробками товаров, с еврейскими лицами. На противоположном берегу Днепра виднелись курени, около которых должен был пристать паром. Паром шел по реке около часа; по временам дождь приостанавливался и даль прояснялась. Один из наших путников, принятых на паром, стал завтракать и предлагал своему товарищу бублики и яйца, вынутые из дорожного мешка. Но тот отказался, говоря, что он еще не голоден. Вместо закуски он вытащил из своего кожаного мешка нетолстую книжечку и погрузился в чтение, пока его приятель чистил яйца, освобождая их от скорлупы.

Между тем паром подходил к берегу. Наши пешеходы сошли с него ранее остальных, занятых своими телегами и тяжелым грузом. Они простились с Никитой, который, получив с них плату за провоз, решился спросить у них: далеко ли они отправлялись и вернутся ли снова к парому? Они ответили, что шли из Киева погостить на одном хуторе у Харитонова, жившего здесь неподалеку.

– Знаю, – заметил Никита, – там еще есть у него две паньи, падчерицы хозяина.

Один из спутников слегка покраснел.

Между тем приостановившийся было дождь пошел сильнее, и путники рады были зайти в курень, чтобы переждать дождь.

– Мандруйте! (бегите скорей) – сказал им Никита, указывая на курень.

Они вбежали в его шалаш и, поместясь на мягком сене, смотрели, как все брели с парома, прикрываясь кто чем мог от дождя. Чумаки, будто не замечая дождя, спокойно брели за повозками, разговаривая о своих делах. Женщины и девушки залегли, прикрывшись, в повозки, другие бежали по лугу.

Сидевший в курене подвижной, смуглый малый, гребший на лодке, с завистью смотрел вслед расходившимся толпам.

– Чего тут ждать?.. – проговорил он.

– Нет, уж ты, брат, погоди! Ты отдохнешь, а я почитаю, дождь уймется между тем, – отвечал другой.

– Вам только бы книги! Без меня не дошли бы сегодня до хутора, все бы читали тут до вечера. Какие у вас там книги?

– Одна вот «Поучение Эпифания», другая «Камень веры», тебе известны.

– Куда нам такую старину читать, это вам вот идет! Где вы их откопали? – спрашивал смуглый собеседник.

– Мало ли что можно отыскать у нас в академии из старины! А если не читать из старины, так не будешь знать, что до нас люди думали!

– Больно уж старо, все читано! На память говорят из них.

– Не тебе бы так отзываться! По твоим словам и древних писателей не надо бы изучать, отложить в сторону, было-де уже читано другими. А мы при чем бы остались? При одном молоке матери? Так недалеко бы ушли, приятель.

– Ведь и поновее есть вещи умные; вот нет ли у вас, хоть в рукописи, Кантемира или Ломоносова чего-нибудь? Я бы почитал.