Едва дверь за Иваном закрылась, Лиза буквально рухнула на стул, уперлась локтями в столешницу и уронила голову на подставленные ладони. Господи, да что же с ней такое творится? Его лик, его голос, его манера держаться, его слова. Эка осмелел! Почувствовал, что дорога открыта! А куда открыта-то? В спальню иль к сердцу? Чего он добивается? Использует ее? Или он тогда говорил правду и не смел поднять на нее взгляд из-за разницы в их положении?
А она? Чего хочет она? Не предает ли память мужа? Спокойно. Не стоит взваливать на себя чрезмерно много. Никого она не предает. Она была верна супругу не только телом, но и душой. Потому как любила его. И детей прижила не по обязанности, а по любви.
Правда, где-то в дальнем, потаенном уголке ее сердца нашлось местечко и для молодого стрельца. Вот только задвинула она его так далеко, что о том и поминать не стоит. Эвон даже сейчас никак он из той темницы выбраться не может. И суждено ли тому чувству белый свет увидеть, неизвестно. Тетке-то легко поминать про похмельную кружку. А как она поперек горла становится, тогда что?
Крыштав осадил коня на берегу речки. Дорога словно ныряла в вялотекущий поток и выныривала на противоположной стороне. Граница. Всмотрелся в берег напротив. До него не так чтобы и далеко, всего-то шагов шестьдесят. Да и речка так себе. Верхнее течение, от истока недалеко, а потому и глубина до смешного мала, пусть и весна.
Из зарослей подлеска появился пеший, одетый в мундир конвойной сотни боярина Карпова. Помахал рукой, мол, все нормально, можно переправляться. Крыштав подал знак сопровождавшему его взводу, и они разом двинули коней через поток, взметнув тысячи брызг, породивших радугу, заигравшую на ярком весеннем солнышке всеми цветами.
— Здрав будь, Крыштав Казимирович.
— Ты здравствуй, прости, не упомню твоего имени.
— То и неудивительно, — степенно огладив усы и бороду, ответил парень с нашивками десятника. В дружине боярина вообще все сплошь молодые. — Я тебя по плену помню. А ты меня хорошо как мельком видел. Арсением Ивановичем кличут.
И плевать ему, что перед ним шляхтич. У него в подчинении десяток бойцов, и сам боярин на людях обращается к нему по званию, фамилии или имени-отчеству. И как бы ни был знатен шляхтич, ему это так же зазорным не будет.
— А скажи-ка, десятник, не служил ли ты в лешаках? — все же не желая обращаться к выходцу из черни по имени-отчеству, поинтересовался Крыштав.
— Никак посчитаться хочется? — бросив на шляхтича лукавый взгляд, спросил парень.
— То не твоего ума дело.
— А вот тут ты не прав, — совершенно серьезно возразил Арсений. — Вы тогда к нам не в гости приходили, а дома наши жечь. И до деревенек, что оказались на вашем пути, очень даже добрались. Вот и мы вас не пирогами потчевали. Но то дело прошлое. И коли сегодня вместе, то вместе быть и должны. А коли за местью сюда подался, шел бы ты обратно. Потому как, уж не обессудь, Крыштав Казимирович, зряшное это дело, и может стоить тебе головы. То слова не мои, а боярина нашего, — примирительно улыбаясь и выставляя перед собой руки, закончил десятник.
— Прав твой боярин, — скрипнув зубами, вынужден был согласиться Крыштав.
— Да ты не ярись, Крыштав Казимирович. Нешто Иван Архипович без понимания, чтобы дразнить союзников? Мы из его конвойной сотни. Но с лешаками ты еще встретишься. Там, — Арсений неопределенно махнул рукой. — Но тогда уж помни о словах боярина.
— Ладно о том. Путь свободен?
— Свободен. Я и еще парочка парней для вас как пропуск будем.
— Добро. Юрий!
— Я, господин поручик.
— Доложи господину ротмистру, что путь свободен и нас встречают.
— Слушаюсь.
— Ну, поехали вперед, десятник.
— Хм. Так смысла в передовом дозоре тут нет. Чай, по псковской земле пойдем. Иль подвоха ожидаешь?
— Мы, как видишь, и по Инфлянтии с дозором идем, отчего же здесь делать исключение.
— Хм. Прости, Крыштав Казимирович, как-то не подумал. Прав ты. Военный поход — то не прогулка по бабам. Петр, подавай лошадей! — обернувшись к зарослям подлеска, выкрикнул десятник.
И тут же из-за ветвей появились двое всадников, ведущие в поводу еще четыре лошади. Все так. И сопровождающие, и встречаемые были одвуконь. Одним из залогов успешной операции должна стать мобильность. И тут уж сменные лошади как нельзя кстати.
Согласно уговору союзникам разрешалось взять с собой не больше одного слуги на десяток шляхтичей. Это вполне позволит впоследствии собрать достойный обоз с добычей и в то же время не будет столь уж обременительным. Обоз вообще был ахиллесовой пятой шляхетского войска. Насколько оно стремительно на поле боя, настолько же неповоротливо и медлительно на марше.
Вообще-то, Острожский сам рвался возглавить хоругви и даже предлагал Ивану набрать куда большие силы. Ну что такое две хоругви? Но Карпов только неодобрительно покачал головой. О каком походе речь, коль скоро Константин Иванович является официальным лицом? Отверг и переход хуфой инфлянтско-шведской границы.