— Спокойно, бояре. Спокойно, — подняв руки, вновь призвал Иван. — Да нешто вы и впрямь верите, что швед не пришел бы к нам с войной? А пошто он тогда серебром-то разбрасывается на подкуп новгородцев? А им и впрямь куда проще отдать нас на растерзание, нежели помогать. Они бы и сами нас к ногтю прижали, да неудобно. Одно дело — не помочь зарвавшимся соседям. Иное — пойти войной. Народ такое не поймет. Вот царской власти противиться да полки Николая не пускать на свои земли — то дело иное. Тут весь народ встанет.
— Эка ты винить соседей. А чего же ляхов сюда же не приплел? Эти, поди, тоже придут поживиться на наших костях, — противореча себе же, выдал Горячинов.
— Эти не придут, — возразил Иван. — Потому как там, где резвится лев, волкам делать нечего. Сунутся — еще и на себя беду накликают. Что же до новгородцев, то я могу по полочкам разложить, чего и сколько там обещано. — С этими словами Иван выложил на стол свиток, словно предлагая любому желающему ознакомиться с его содержимым. — Тут всё. И размеры посулов. И где какие послабления в торговле. И расширенный список товаров, коими можно торговать на шведских землях свободно. И гарантии неприкосновенности со стороны шведского флота. Причем последний будет оказывать помощь новгородским ладьям и в случае, если кто иной решит их обидеть.
— И все это лишь ради того, чтобы они не вмешивались? — не поверил Офросимов.
Оно и понятно. Шведы всячески старались задавить русскую торговлю. А тут вдруг возьмутся опекать новгородцев. Прямо небывальщина какая-то.
— Не только, Сергей Гаврилович. Еще и за то, чтобы дружина новгородская встала на пути русской армии. Воевать Николай с ними не станет. Кровь ему не нужна. Значит, будет договариваться. Увещевать, грозить торговыми карами. Вот пока он будет убеждать их да вразумлять, шведы и должны будут с нами покончить.
— А не слишком ли скоро? — усомнился Офросимов.
— А ты вспомни, сколько им времени потребовалось, чтобы не просто дойти до Варшавы, но и взять ее.
— То ляхи.
— И что? В драке они достаточно злы. А в воинской науке так же отстали, как и вы.
Именно «вы», а не «мы». Чего Иван не собирался делать, так это причислять себя к остальным. Его-то дружина как раз впереди планеты всей. Раскатает врага, многократно превосходящего его по численности.
Иное дело, что по силам ему самое большее — взять и удержать только Нарву с ее морскими воротами Нарва-Йыэсуу. Ну, еще и накостылять всем шведским силам, находящимся в Прибалтике. Даже если они соберутся скопом. А вот о том, чтобы удержать крупную территорию, не могло быть и речи.
— Допустим, — медленно кивая, произнес Офросимов. — Но нешто псковская земля стоит таких затрат?
Ага. Глава совета успел пробежаться по списку. А тот весьма внушителен. И дает новгородцам серьезные преференции. Причем не считая звонкого серебра, потраченного на подкуп.
— Не только псковская земля, уважаемый совет, но и Замятлино. Знаете же, что во многом шведов интересует именно моя вотчина да мои секреты. А они дорогого стоят. За один секрет выделки железа шведский король готов прибить родную матушку. А уж при мысли о том, что мне удается получать большое количество доброй стали, его и вовсе начинает колотить крупной дрожью. Да вы и сами ведаете, чего стоят эти секреты. Поди, не отказались бы завладеть той тайной. Спокойно. Спокойно. Я никого не желаю обидеть или задеть. Просто подумайте малость, а есть ли иная возможность избежать войны, кроме как врезать шведскому льву по сусалам от всей широкой души. Да так, чтобы зубы в крошку. Убить его нам не под силу. Пока не под силу. Но если отвадим шведов хотя бы на год, тогда им лучше дружить с нами.
— И как мы их отвадим?
— Не мы, уважаемый совет. Я. Я сам все сделаю. От вас требуется сущая безделица. Не мешать мне. Ну и на всякий случай готовиться к приходу ворога. Военное счастье — оно переменчиво.
— Ишь каков! А как не станем мы тебя слушать! — взъярился новоявленный боярин.
— Ты, Александр Емельянович, охолонь, — вперив в Борятского строгий взгляд, осадил его Иван. — Помешать мне вы сил не имеете. Даже если я весь свой полк на чужбине положу, вам это не больно-то поможет. Потому как в Замятлино одного ополчения в тысячу штыков. И пользоваться теми штыками они умеют, как и стрелять с такой точностью, что вам и не снилась. И пушек, и картечниц, и огненного припаса там в избытке. А потому еще раз повторю — охолоньте. Я все сказал.
С этими словами Иван вновь опустился на лавку и сложил руки на столешнице перед собой. Никаких сомнений, ни слова больше не произнесет. Сидит же здесь только из уважения к совету бояр, и не более…
— Что ж ты, ирод, мне-то ничего не сказал? Нешто настолько не доверяешь, что и перед советом молвить не мог? — недовольно пробурчал Пятницкий, когда они вдвоем покидали палаты совета.
— Не обижайся, Ефим Ильич. То я не от недоверия. Помочь мне ты не мог. А вот случись счастью перемениться, то хотел, чтобы ты был в стороне от меня. Не имел касательства к моим выходкам. И то, что видели остальные, совершенно точно говорит — ты был в полном неведении.