Боярин

— Озаботился, стало быть, о старике.

— Побойся бога, Ефим Ильич. Ну какой ты старик, — отмахнулся Иван. — И не тебя я пожалел, а Псков. Потому как ты пока единственный, кто по-новому на судьбу земли этой смотрит. Остальные все больше по старинке. Все ходят по кругу, ничего не замечают и в сторону шаг ступить боятся. А ты… Ты по-иному уже и не сможешь. А значит, и мои начинания не пропадут даром.

— Эвон, значит, как. В наследники меня прочишь.

— А ты не смейся. Я о том и батюшке отписал.

— И что батюшка?

— Ну, перво-наперво пообещал, что коли пропаду, то лично выкопает меня из земли и отстегает плетью. И знаешь, я ему верю. Уж сколько ему от меня досталось. Где-то же предел должен быть.

— А во-вторых?

— Ну, а уже во-вторых обещал, что просьбу мою исполнит.

— Серебро-то, чай, от него притекло?

— От него, Ефим Ильич. Не все, но в немалой степени.

— Здравия тебе, боярин Карпов.

— Здравствуй, Егор, — оборачиваясь на знакомый голос, поздоровался Иван.

— Великая княгиня Трубецкая просила тебя зайти к ней в рабочий кабинет.

— Прости, Ефим Ильич.

— Иди, чего уж там, — махнул рукой боярин и с блуждающей на губах ироничной улыбкой зашагал на выход.

Хм. Ну и Иван потопал, ловя себя на том, что под ложечкой поселился холодок, прокатился вниз живота, подскочил к горлу и вновь медленно начал опускаться. Вот он замер под ложечкой, и все повторилось. И так раз от разу. Ах да. Еще и по спине эдакий озноб. Вот так и не поймешь, то ли приятный, то ли нет. Ну чисто малолетка, отправляющийся на свое первое свидание.

А ведь тут ни о чем подобном и речи быть не может. Во всяком случае, пока. Н-да. Или все же уже? Ведь Лиза была счастлива с Трубецким. И не заметить это мог только полный тупица. Вот уж кем себя Иван не считал. А значит…

Вообще-то, ничего это не значит. Нужно просто задаться вопросом, хочется ему быть рядом с ней или нет. И в зависимости от ответа действовать. Хм. Вопрос глупый. Он конечно же этого хочет. Ну а раз так, опыт двух жизней в помощь, и как там говорилось в годы его юности? Нет таких крепостей, которые бы не могли взять большевики. Коммунистом он так и не стал, но это сути не меняет.

— Здравия тебе, Елизавета Дмитриевна.

— И ты будь здрав, Иван Архипович.

— Ты хотела со мной говорить?

— Хотела. Причем без утайки. Открыто и честно.

— Ну, до конца честными друг с другом не бывают даже супруги, — весело возразил Иван. — Но я постараюсь.

— Иван Архипович, ты никак позабыл, за какой такой надобностью тебя сюда отправили. — Не вопрос, просто констатация факта.

— Прости, Елизавета Дмитриевна, но меня никто сюда не отправлял. Вот без вины в темницу — это да, бросили. Когда вынулся оттуда, решил убраться подальше в Сибирь. И было мне откровенно без разницы, с чьей помощью. Да только убедила меня Ирина Васильевна, что одна ты тут пропадешь. И супруг твой тебя не убережет, коли бояре увидят в тебе противника, а не союзницу.

— То мне ведомо.

— Ну так то была единственная причина, отчего я направился в Псков, а не в Сибирь. Служить Николаю я уже не желал и сейчас не желаю. Потому как плату дальними гарнизонами да темницей за верную службу считаю неправильной. Уж прости, не бахвальства ради говорю, но забивать кованые гвозди микроскопом тончайшей работы — глупость несусветная.

— А ты, стало быть, микроскоп? — устраиваясь на стуле и откидываясь на высокую спинку, с ухмылкой поинтересовалась она.

— Говорю же, выглядит как бахвальство, — пожав плечами, совершенно спокойно ответил Иван.

— Ну, твои интриги никак не назвать тонкими и изящными. Скорее они прямолинейные и грубые. Ход с госпиталем, лекарскими домами и школами можно было бы назвать тонким. Но ить от тебя тут, почитай, ничего и нет. Подглядел у иезуитов и повторил с небольшими отличиями.

— Хм. Твоя правда. Тут я все повторил. Но вишь ли, какое дело: иные умники не рассмотрели доброго зерна в их трудах, как и заложенной под древние устои мины. Ни тогда не увидели, ни сейчас не зрят. И брат твой — не исключение. Но ведь я вовсе не об этом говорил, Елизавета Дмитриевна. Посмотри, сколько новинок выходит из-под моих рук. И ведь все это можно обернуть на пользу не только мне лично, но и государству. Не зависеть от товаров, поставляемых иноземцами. Ить было дело, что то же железо шло на Русь из Швеции. А теперь своим обходится. Ружья, кои закупаются по грабительской цене и кои моя мастерская выделывала куда дешевле. И так во многом. А кареты и экипажи, что ладятся на моем каретном заводе? Где еще что-либо подобное ты видела? Так что не бахвальство это, а правда.

— И потому ты решил более ни от кого не зависеть?

— Полностью быть на особицу невозможно. Но сделать так, чтобы я сам определял свою судьбу, мне вполне по силам. И для этого потребен сильный и независимый Псков, дружественный Москве.

— Отчего же не сам по себе? Эвон как ты знатно раздаешь зуботычины.