Боярин

Константин Иванович переглянулся со своим оруженосцем, и, прихватив инструмент, они направились в сторону десятника. Шли неспешно, с достоинством. Один из них шляхтич, коему его положение велит блюсти себя. Второй верой и правдой служит своему господину, прекрасно осознавая, что по его поведению будут судить и о нем.

— А, вот ты где, Константин Иванович. Идите оба к каптеру, сдавайте инструмент и отправляйтесь в лагерь, — едва завидев их, произнес десятник.

— Без конвоя? — невесело ухмыльнулся шляхтич.

— А на кой он вам, конвой-то? Смысла вам бежать никакого. Микита, тот волен уйти когда пожелает. За тебя выкуп прислали, а потому хочешь — прямо сейчас в бега подавайтесь, искать никто не станет, — пожав плечами, ответил десятник.

— Ясно. Ну что, Микита, пошли, что ли?

— Как скажете, пан.

— Да так и скажу.

Каптер оказался на месте и без вопросов принял топор и пилу. Чай, не глухой и слышал, как этих выкликали. Освободившись, Константин Иванович еще раз окинул взглядом осенний лес, наполненный визгом пил, перестуком топоров, человеческими голосами и ржанием лошадей. Потом подал знак оруженосцу и зашагал в сторону лагеря, благо идти было недалеко.

Бой у неприметной речушки Бобровни закончился полным разгромом хуфы полковника Савенка. Сам он сумел избежать позора, сгинув в бою. Мертвые же, как известно, сраму не имут. А вот выжившим пришлось испить эту чашу полной мерой. Части разбитого войска хотя бы удалось покинуть поле боя. А попросту — бежать. Но многим довелось испытать горечь плена.

Микита вполне мог бежать и спасти добро господина. Благо тот брал с собой в поход немного, и вся поклажа с легкостью умещалась на одной вьючной лошади. И поначалу он так и поступил. Но потом узнал, что Острожский то ли убит, то ли ранен, а то и в плену. Словом, пропал без вести. Вот и отправился прямиком к замятлинцам, искать Константина Ивановича.

Нашел. Калинчука, кстати, в число пленных так и не определили. Тот сам решил сопровождать своего господина в неволе. Хоть куда, лишь бы рядом. Потому как он не мог и помыслить вернуться домой без Острожского. Рабская душонка? Ой, не спешите клеймить. Верность достойна только уважения. И Калинчука искренне уважали как среди пленников, так и среди их охранников.

— Здравия вам, Константин Иванович, — поприветствовал вошедшего в конторку начальника лагеря Карпов.

— И вы будьте здравы, Иван Архипович. Видите, как у нас получается. Вы мою голову спасаете, а я в ваш дом с оружием.

— То жизнь. И, признаться, грех на нее жаловаться. Живы — и слава богу. Но вот то, что не во всем себя считаете правым, уже радует, — с открытой улыбкой ответил Иван.

А как тут себя считать полностью правым? Шляхтичи ведь полагали, что от отряда в три сотни человек никого в живых не оставили, а на деле оказалось совсем не так. Те, кто в бою погиб, это понятно. Те, кто сумел вырваться из бойни на берегу реки, также нашли свой конец. А вот из тех, кто попал в плен, выжили все.

Причем и немалая часть раненых. Разве что некоторые скончались от совсем уж тяжелых ран. Но и к их спасению Карпов приложил все усилия, развернув в лесу самый настоящий госпиталь. Спасти удалось многих. Как и избавить от увечий. Местные лекари просто чудеса творили.

После сражения у Бобровни княжеская и островская дружины собрали пленных и легкораненых. Им в основном достались гусары, которые преимущественно были людьми состоятельными. Но даже в этом случае тяжелоранеными никто заниматься не намеревался.

Карпов же собирал всех без разбора. И в том числе прусских наемников. При этом в равной степени делали все, чтобы выходить всех раненых, даже безнадежных. И что удивительно, многие из них поднимались. Вот и Крыштав уже встал на ноги, хотя пока и не мог работать.

Угу. В плену приходилось не гнить в подземелье или надрываться за баланду на рудниках и каменоломнях. Вовсе нет. Пленникам как раз предоставлялся выбор. Ты либо работаешь за весьма солидный, надо сказать, заработок и простой, но сытный котел. Либо сидишь в остроге на баланде и медленно загибаешься.

Это не касалось раненых, взятых на полный госпитальный кошт, дабы они могли поправиться. Но потом выбор невелик. Либо работать, либо догнивать в узилище. А что вы хотели? Жестокий век, жестокие нравы. Кстати, Карпов еще проявил прямо-таки чудеса гуманизма.

Те, кто трудится на добыче болотной руды или лесоповале, за счет своего заработка со временем могут выкупиться из неволи. И это не было чем-то недостижимым. Выкуп фиксированный. Так что года три — и, расплатившись по долгам, получишь свободу.

Мало того, пленники могли даже часть заработка отправлять своим родным. Правда, при этом и выкупаться придется куда дольше. Так что на это никто не шел. А вот трудиться, как говорил молодой боярин, по-стахановски им никто не запрещал. Перевыполнявшие норму имели все шансы оправиться восвояси и пораньше. На добыче руды, где работа не в пример тяжелее, и заработки повыше.