– Возможно, причина в том, что для них стрельба из пушки и создание «Камуфляжа» – всего лишь поручение, которое нужно выполнить, а сами они мысленно находятся в своей светлой мастерской и желают вдыхать не пороховую гарь, а запахи красок. Мне же нравится воевать, сражаться со стихией, стоять на краю пропасти. До одури страшно, но нравится до безумия. Мы думаем совершенно иначе. Я стараюсь раствориться в пушке, ощутить ее всем существом. Мысленно представляю траекторию каждого снаряда: куда он упадет, под каким углом и как именно ударит в борт, палубу или надстройку.
– Да вы романтик, – хмыкнув, тряхнул головой Горский.
– Есть немного, – разведя руками, признал Измайлов.
– Ну что же, удачи вам. Кстати, а вы не желаете передать мне документацию по уже готовым «Камуфляжам» типа «Страшный»?
– Все зависит от полноты налитого стакана.
– Я надеюсь, цена прежняя?
– При том что показатели отличаются от прежних вдвое? Разумеется, нет. Четыре сотни тысяч.
– Ну у вас и аппети-иты. Я уточню у начальства.
– Да ладно. Казна на этом заработает гораздо больше. Уж я-то знаю, – возразил Борис.
Проводив гостя, Измайлов с удовольствием потянулся, бросив взгляд окрест. Здесь, в Южном полушарии, сейчас самый конец весны. Впрочем, зимы тут нет вовсе. Ну похолодает, средняя температура будет держаться в районе шестнадцати градусов тепла. Так что рай, да и только. И уж тем более если учесть полное отсутствие комаров или москитов. На других островах архипелага они неизменно присутствуют, а вот здесь – нет.
Небольшой остров Картейра выделили им в качестве базы по просьбе Бориса. Просил он, конечно, не именно этот остров, а место, расположенное подальше от основного флота и поглубже в тылу. Так и от противника далеко, и у местного начальства на глазах не вертишься. А то у командования вечно зудит в одном месте при виде бесконтрольных потенциальных подчиненных.
Вот и приходится Горскому кататься за сотню морских миль, чтобы навестить своих подчиненных. Так-то по возвращении из рейда Борис непременно заходит с докладом, но старается как можно быстрее убраться в свою берлогу.
Остров ему нравился. Даже мелькали нездоровые мысли о том, что неплохо бы осесть на таком вот берегу. Нет, понятно, что прожить на привязи у него не получится. Но как хорошо было бы возвращаться сюда! А охота какая! Правда, забавляться ею доводится редко.
Когда миноносец с кавторангом на борту вышел из бухты и скрылся из виду, Борис сошел на берег. Прошел на пирс, установил вместе с Яковом кульман и замер перед ним, вглядываясь в очертания «Страшного», покоящегося на водной глади метрах в шестидесяти от берега. Борис водил по нему взглядом, ловя то самое ощущение, которое помогало ему в работе. Прошло полчаса, прежде чем Измайлов взялся за карандаш и начал прорисовывать контуры корабля…
Вот оно как еще может быть! Результат, полученный на третьи сутки, не то чтобы радовал. Он, скорее, ошарашил Бориса. Два в одном! Причем тут нет никаких уточнений по массе снарядов. Так что, хотя показатели артефакта слабее разработки Проскурина, ценность его выше. К тому же это пассивка, которую не нужно специально активировать и которая не требует перезарядки.
Попробовать нечто подобное провернуть с катерами? Нет уж. На то, чтобы их переодеть, Борису потребуется месяц, не меньше. И это при том, что каждый раз полной уверенности в результате все же нет. Да и что получится на выходе, совершенно непонятно.
– Ты чего тут опять учудил, Боренька? – сбив фуражку на глаза, почесывая в затылке и даже не пытаясь скрыть своего удивления, произнес Рыченков.
– Дорофей Тарасович, пока время есть, надо бы ободрать нашего «Новика».
– Думаешь, сможешь повторить?
– Я постараюсь. А там уж как масть ляжет. Но прежний-то «Камуфляж» мы всегда вернуть успеем.
– Это да. Он никуда не денется. Значит, так. «Новика» не трогай, он и так красивый. Ты это безобразие задокументировал? – ткнув пальцем в миноносец, поинтересовался Рыченков.
– Да.
– Вот и ладушки. А теперь возвращай нашему «Страшному» прежний облик.
– Дорофей Тарасович…
– Я уже под сотню лет Дорофей Тарасович, – оборвал он Измайлова. – Ты в курсе, что иные ничегошеньки поделать с этим артефактом пока не могут?
– Знаю.
– А тогда знай и то, что ты сейчас как самый лакомый кусочек для сластены. Мало, что на тебя облизываются, так ты еще и дразнишься.
– Так толку-то меня хватать? Ты же знаешь, что бесполезно это.
– Смысл есть всегда. Как тебе такое – ни себе ни людям? Грохнуть тебя, чтобы у других таких преимуществ не было, и вся недолга. Замазывай, говорю, и возвращай все как было. Уяснил?
– Да уяснил я.