Боярский эндшпиль

Бормоча о том, что он лично думает о закалке и хозяевах-самодурах, но тихо, так, чтобы я не слышал, мой слуга подошел к стволу – не такому уж и большому, может максимум сантиметров двадцать в обхвате, поднатужился, поднял толстый конец и потащил по кругу к противоположному краю дороги.

– Погоди, сейчас мы тебе поможем, а то надорвешься с непривычки, – раздался из-за кустов голос, и на дорогу вышел мой старый знакомый, Инвар.

Шуш вздрогнул, но дерево не выпустил, да и что толку, если на тебя смотрит дуло ружья.

– Веся, держи его на прицеле, – Инвар сделал несколько шагов по направлению к повозке, остановился, чуть склонив голову набок.

Я оглянулся – дорогу назад мне преграждали еще четверо. Одного из них я помнил, Гиря, кажется. Да, вот его-то я утром и заметил. А тех, что были с ним, видел точно в первый раз. Мог бы и раздавить, но как-то с прошлой жизни не прижилась у меня эта привычка. Так что пришлось выйти из повозки, на свежем воздухе все больше пространства для маневра.

– Смотрю, Инвар, ты теперь лихим промышляешь. Отличное занятие – работа на свежем воздухе, новые знакомые, в общем, одобряю. Сколько возьмешь за проезд – золотой, два?

– Даже не знаю, – помощник Ждана наморщил лоб. – Ты у нас, Марк Львович, персона знатная, говорят, что почти боярин уже, так что как ни крути – меньше сотни никак. А с другой стороны, ну как брать деньги у того, с кем под стрелами стоял, мы же тогда на поляне на одной стороне были, правда? Вот и получается у нас, что деньгами никак не разойтись.

– А брат мой знает, что ты здесь, холоп? – Мила тоже выпрыгнула из повозки, развернулась боком, наставила самострелы на обе группы.

– Милая, я не холоп, а свободный человек. И тут сам по себе, – улыбнулся Инвар. – По велению сердца. Не могу смотреть, как этот недомерок за тобой ухлестывает. Мы ведь были так счастливы вместе. А ты стой, Шуш, не двигайся, Веся будет стрелять, если пошевелишься.

Шуш все-таки отпустил ствол, со стуком упавший на дорогу, и стоял, опустив руки. С мрачным и очень решительным лицом, прям картину с него писать.

– Так, друзья мои, давайте-ка переместимся чуть в сторону, а то здесь люди ездят, мало ли, пострадать могут невинные. Да, ваша милость? Уж будь добр, отгони на обочину свою роскошную повозку и спокойно иди за нами. Только без глупостей, пули у нас заговоренные, щиты твои враз прошибут.

Я пожал плечами, под дулами ружей переставил пепелац на обочину, даже чуть в кусты заехал, чтобы тот особо не отсвечивал. Мила порывалась что-то сказать, но я ей сделал знак, мол, не надо. И не оборачиваясь пошел в показанном Инваром направлении. За мной топал Шуш, громко сопя. Ну а за ним все остальные.

Полянка оказалась от дороги в двадцати шагах буквально, от проезжей части ее скрывали густые заросли орешника, вымахавшего метра на четыре в высоту. Утоптанная площадка со следами костра, метров в тридцать диаметром, была практически пуста, только на бревне сидел еще один мой знакомый.

– Да кто тут у нас, – вот в ком актер пропадает. Провинциальный. – Боярин Марк Львович Травин, из рода князей Фоминских, владетель домов и земель. Прошу, прошу к нашему шалашу, не побрезгуйте. Простите, что руки не подаю, ем.

Рокша Пырьев издевательски отсалютовал мне обглоданной куриной ножкой. И моим сопровождающим тоже – Шуш и Мила шли под прицелом ружей.

– Еще раз спрашиваю, – отчеканила Белосельская. – Мой брат знает, что вы тут творите?

– Заткнись. Твой брат продался княжьим людям, наплевал на наше воинское братство, – Инвар неожиданно обернулся, с размаха зарядил Миле в ухо.

Ту просто снесло. Шуш дернулся ей на помощь, но двое бросились на него, начали выкручивать руки. Пырьев махнул рукой, ноги парня подкосились, он рухнул на колени и упал ничком на землю.

Мила, упав, не растерялась, перекатилась по земле, привстала, вытянула руки и выстрелила. Светящиеся на дневном свету спицы веером вылетели из наручных метателей, раздались вопли.

Двое незнакомых бойцов, которые на Шуша напали, катались по траве, пытаясь вытащить из тела стрелы, один лежал неподвижно, спица торчала у него из правого глаза. Гиря отделался царапиной, спрятался за дерево и целился в меня, Веся шлепнулся на землю, перевернулся на живот и взял на мушку Милу.

А вот Инвар стоял спокойно. Возле него валялось полтора десятка стрелок, а новые – просто отскакивали от невидимого доспеха. Мила расстреляла обе обоймы и теперь сидела на траве, мрачно глядя на разбойников.

– Я же говорил, слабак, – Пырьев поднялся с бревна. – Колдунишка. А еще в родичи набивается, шваль всякая, голь перекатная. Давай, Инвар, кончай его, нечего возиться. Да и щит держать затратно.