Боярыня Матвеева

– Ты заботилась обо мне, как Руфь о Ноэмини, но Ноэминь согласилась на замужество Руфи – и я должна. Он тебе нравится, я же вижу. Кроме того, я могу умереть в любой день, а твоя мать отчасти права: молодой женщине просто опасно жить в одиночестве.

– Уже ничего не исправить, матушка.

Вечером она ещё раз подумала и поняла, что ни о чём не жалеет.

Глава 15

Каурая кобыла Лушка родила жеребёнка. Черненький и мокренький, он нетвёрдо стоял на тоненьких ножках, а мать его облизывала. Иоганн, любивший животных, сидел на корточках и умилялся, Мэри, Дарья и Клара сгрудились в дверях конюшни и тоже умилялись.

Тимофей осторожно потянул младшую хозяйку за рукав.

– Там того, какой-то мужчина пришёл.

После скандального визита Пауля и едва не случившегося увольнения Тимофей стал страшно осторожен и пускал кого бы то ни было только после разрешения от Мэри.

Визитёр оказался высоким брюнетом с тёмными глазами навыкате, одетым в лиловый стрелецкий кафтан.

– Я рада тебя видеть, господин, но мы не знакомы.

– Я пятидесятник[15] Кирилл Полиектович Нарышкин! Мне нужна госпожа Краузе.

– Старшая или младшая?

– Старшая. А ты младшая, как я понимаю?

– Правильно понимаешь.

Господин Нарышкин уставился на неё с живейшим интересом. В другую минуту Мэри могла бы обидеться на столь бесцеремонное разглядывание, но сейчас, пребывая в прекраснейшем расположении духа, одарила его улыбкой. Этой улыбкой она нечаянно для себя приобрела друга и союзника.

– Что это? – спросил Нарышкин про столпотворенье в дверях конюшни.

Мэри объяснила. Заинтересованный офицер нахально, но любезно протиснулся между женщинами и пошёл смотреть. Даже под хвост умудрился заглянуть.

– Хорошая кобылка! Люблю лошадей, но на дорогих денег нет, приходится обходиться невзрачными деревенскими конягами.

– Лушка тоже не аргамак. Но резвая и послушная.

Господин Нарышкин охотно порассуждал бы ещё о лошадях, но Мэри уже представляла его свекрови.

– Нужно моё присутствие или лучше вам побеседовать без меня?

– Лучше без тебя, – ответил Кирилл Полиектович прежде, чем Флора успела даже рот открыть.

Прыткий какой, подумала Мэри, удаляясь. И ещё подумала о том, что в военной форме не разбирается совсем, но где-то слышала, что каждый полк московских стрельцов носит кафтаны определённого цвета. И ещё она уже слышала имя Кирилла Нарышкина.

– Ты останешься на обед, Кирилл Полиектович?

– Нет, прости. Твоя свекровь просила меня прийти в воскресенье – можно я приду к обеду и приведу жену? Она никогда не была в немецком доме.

Мэри слегка опешила, но согласилась.

– Знаешь, зачем приходил этот господин Нарышкин?

– Если Вы скажете – буду знать.

– Он просил у меня твоей руки, – вздохнула Флора, – для своего друга и начальника господина Матвеева. Поскольку соглашаться сразу было бы неприлично и неразумно, я попросила его прийти в воскресенье.

– Спасибо, матушка. Мне надо подумать.

Флора удивлённо подняла брови:

– Я полагала, что если ты согласилась стать его любовницей, то тем более согласишься стать его женой.

– Нет, матушка. Любовница легко может уйти, а жена – нет. Это дело ответственное.

– Тогда у тебя есть время до воскресенья.

Глава 16

Господи, подумала Мэри, неужели всегда так будет? Просто не верится.

– Ну, как? – спросил её любовник, явно набиваясь на комплимент.

– Ты меня взял, словно вражескую крепость.

Он рассмеялся.

– А ты мне всю спину расцарапала.

И повернулся спиной, показывая царапины. Кое-где даже кровь выступила. Мэри стала осторожно зализывать её, иногда прерываясь и целуя тёплую кожу.

– Кошка немецкая. И мяукаешь по-кошачьи.

– Тогда уж кошка шотландская. И когда это я мяукаю?

– Когда-когда: подо мной. «Мя, мя».

– Правда?

– Сама не слышишь?

– Нет, – смущенно призналась женщина. – Я в этот момент ничего не слышу и не вижу. Только чувствую счастье.

Артамон осторожно повернулся к ней лицом, взял за подбородок, посмотрел в глаза и, кажется, поверил. Его возлюбленная залилась краской.

Накануне она написала и со слугой переслала записку: господин, нам надо обсудить некоторые условия предполагаемого брака; если ты хочешь, можем это сделать через твоего свата и госпожу Краузе, если хочешь – приезжай сам, мы уже взрослые люди. Он приехал сам; теперь свет серого облачного дня освещал не совсем дневной вид в спальне. Все условия чего бы то ни было были забыты.

– У тебя есть что-нибудь выпить? Не в смысле вина или водки, а в смысле хотя бы воды или кваса какого. В горле пересохло.

Она надела халат и отправилась на кухню, вернувшись вскоре с подносом, на котором стояли кувшинчики с водой, квасом, два серебряных стаканчика и блюдце с печеньем. За это время Артамон успел одеть рубашку и устроиться на стуле, оглядывая комнату.

– Надо было закрыть его платком или ещё чем, – указал он на распятье.

– Хорошо, – покорно согласилась она и закрыла лицо Христа. Дальше оба пили квас, грызли печенье и наконец-то вспомнили про условия.

– Ты собираешься меня бить?

– А ты хочешь, чтобы я сломал плётку?

Мэри не поняла.