Боярышня Дуняша

В кузнице им пришлось хмуриться и требовать, чтобы мастер сделал именно так, как ему говорят, а не задавал вопросы «зачем», «для чего», «почему»! Княжич и сам не знал, зачем ему нужна проволока, накрученная на трубу, а Дуня не была уверена, что получится игрушка слинки. Ну, та самая пружинка, что ходит по лестнице! В России её все видели в пластмассовом виде, но придумана она была тогда, когда пластмассы ещё не было, и Дуня надеялась, что металлическая слинки будет «шагать» не хуже пластмассовой.

Кузнец начать выяснять детали. Его интересовали размеры. Дуня пыталась показать на пальцах, но кузнец достал образцы.

— Вот струна для кольчуги, — показал он, — а это бабам для шитья.

— Э, — вцепившись в образцы, Дуня уверенно заявила: — Эта толстовата, а эта тонковата!

— Хм, — кузнец обхватил руками бороду и, отойдя в сторону, начал что-то искать. — А эта?

Дуня увидела в его руках моток медной проволоки.

— Да! — радостно закричала она и от избытка эмоций захлопала в ладоши.

— Дальше объясняйте, что вам нужно, — удовлетворенно кивнув, продолжил кузнец.

— Всё просто!

Дуняша кинулась к сваленным в кучу разным болванкам и выудила оттуда подходящего размера обожженную деревяшку.

— Намотать на неё.

— Сколько?

— Да весь этот моток, — пожала плечами боярышня.

— Дорого станет…

Княжич с царственным видом положил серебряный рубль. Кузнец покачал на руке моток меди, посмотрел на монетку и приступил к работе. Дуня думала, что он просто намотает проволоку и всё, но кузнец разогрел её, потом прокатал, ещё раз подержал над огнём…

Иван Иваныч нетерпеливо следил за изготовлением большой пружины и гадал, понравится ли ему итог. Дунька обещала удивить его, но пока княжич не видел ничего, что могло бы вызвать интерес. А холопы наверняка уже доложили дядьке Никифору, что он убежал с ней к кузне.

— Готово, — объявил мастер, — почистил, как мог, но вижу уже, что вам обоим невтерпеж.

Кузнец осторожно снял с болванки медные слинки и поставил на край стола. Он уже отворачивался, чтобы кинуть болванку на место, как девчонка по-другому расположила намотку и подставила ладошку чуть ниже столешницы. Изготовленное его руками изделие колыхалось, словно студень, а потом часть витков вздрогнула и сдвинулось в детскую ладошку.

— Подставляй руку! — радостно воскликнула Дуня и показала подбородком, куда княжичу поставить ладонь.

Не успел он это сделать, как намотка сделала следующий шаг. А там уже Дунька вновь подставила руку.

— Да как же это?

Кузнец попятился, осеняя себя крестом. А изготовленная им вещь перебиралась по детским ладоням на пол и там ещё сделала пару шагов. Помощники кузнеца с воплями бросились вон из избы, а у него отнялись ноги.

— Свят, свят, свят, помилуй меня грешного… — в изнеможении повторял он, не в силах сойти с места.

В кузню ворвался боярин Никифор Палка и только тогда кузнеца отпустило и он, бухнувшись на колени, пополз к боярину, прося прощения и милости.

— Не виноват… не знаю, как струна ожила… клянусь, ничего такого не делал, а она зашевелилась и пошла…

— Чего мелешь, дурень? — разъярился боярин, внимательно разглядывая своего подопечного с подружкой. Оба смиренно стояли и с искренним удивлением смотрели на ополоумевшего кузнеца.

А тот рукой тыкал в сторону детей и нёс околесицу. Никифор хотел было сделать внушение подопечному, чтобы не убегал и отпустить, но тут приметил, что тот прячет руки за спину.

— Что у тебя там?

— ТАМ! — возопил кузнец, — ЧЕРТ!

Дуняша раскрыла глаза и копируя отца Феодосия, осуждающе покачала головой. Княжич тоже был поражен реакцией, казалось бы, спокойного и рассудительного мастера.

Боярин не выдержал и пнул ногой безумца, а тот лишь яростнее стал креститься.

— За мной! — велел боярин детям и они, обходя по дуге кузнеца, поспешили за ним.

Никифор Палка хотел повелеть воспитаннику, чтобы тот сразу же показал, что прячет, но во дворе начал собираться народ и он быстрым шагом повёл мелких непосед в терем. Дуня краем глаза увидела, как встрепенулся её Гришка, дожидавшийся выхода сестер Дорониных у самых ворот и успокаивающе помахала ему рукой.

Но даже издалека видно было, что это нисколечко не успокоило его и он помчался в дедов приказ сообщать о непонятной активности возле его подопечной. Она тяжело вздохнула, и боярин Палка, услышав это, обернулся к ней. Дуняша постаралась дружелюбно улыбнуться, но видно без зубов улыбка не показалась княжьему дядьке милой. Он нахмурился и ускорил шаг.

Зато княжич подмигнул ей и ответил такой же щербатой улыбкой, потрясая зажатой в руке пружиной.

— Здоровская игрушка! — шепнул он.

Через пару минут возмутители спокойствия демонстрировали боярину своё изобретение, и он не удержался от того, чтобы подставить ладонь.

— Дивно! — воскликнул этот суровый муж. — А точно в этой штуке нет духа?

— Никифор Пантелеймонович, да какой дух? Сами подумайте! Вот, к примеру, холодец!

Там что же, дух сидит, раз он трясётся? А наши вертушки? Их черти крутят? Или взять флаг.