Боярышня Дуняша

Поднимается ветерок и вот полотно шевелится… — Дуняша активно принялась изображать, как трепещет на ветру флаг и как висит в безветрие, но этот аттракцион княжьего дядьку не впечатлил, и она затарахтела дальше: — В нашей игрушке медная нить не имеет устойчивости и от малейшего колебания начинает искать равновесия для себя.

Послышались шаги и шелест юбок, а потом стало тесно.

— Что происходит, Никифор? — задала вопрос княгиня Мария Борисовна и тут же ей вторил голос свекрови.

— Что у нас опять? Никешка! Ты для чего поставлен дядькой к внуку? Почему люди бают, что Ванечка чёрта приманил?

Дуня стояла ни жива ни мертва, проклиная идиота кузнеца. И чего ему в голову втемяшилось, что игрушка живая? Сам же делал!

Но Иван Иваныч выступил вперёд и отважно взял всё на себя. Заступился перед бабкой за своего дядьку, с воодушевлением показал маме игрушку. Дуняша даже позволила себе улыбнуться, увидев всеобщую заинтересованность, но тут её больно потянули за ухо, и она вынуждена была последовать за крепкой дедовой рукой. Только и успела заметить, как ухмыльнулись боярыни старой княгини, а вот ближние при Марии Борисовне вроде бы посочувствовали ей.

Дед вывел Дуню на улицу, благо она оставалась в верхней одежде, а вот прибежавшей из женской половины терема заступнице Машке надо было вернуться, чтобы одеться.

— Говори!

— Деда!

— Что деда! — передразнил он её. — Я, вместо того, чтобы работать…

Дуняша покаянно кивала, зная, что лучше не спорить. Но дед ругался без огонька и быстро выговорившись, дал возможность всё объяснить.

— Тьфу, совсем свихнулся Демьянка со своим ремеслом! Не зря народ бает, что кузнец чертей подковывает от того и нрава неспокойного!

— Как подковывает? — воскликнула девочка и просияв, но при этом укоризненно покачав головой, добавила: — Ничего-то от народа не скроешь!

Еремей подмигнул внучке, велел садиться в сани и дожидаться сестру.

— Думаю, что теперь тебя долго не позовут в Кремль, — хмыкнул он. — Уж больно весело вы с княжичем проводите время.

Дуня улыбнулась, пожимая плечами.

— Экая ты у меня красавишна! — пошутил боярин, смотря на беззубую улыбку любимой внучки.

ГЛАВА 8

Учить Якимку было сложно, но его старание окупало все затраченные нервы. Веденей верно подметил, что парень ничего не упускает, но информация укладывается в его голове спустя время, а если точнее, то после сна, и неважно, ночной сон или дневной.

— Спокойней надо быть, — пританцовывая, чтобы не замерзнуть, увещевала себя Дуня. — Он всё сделает, как я говорю, но чуть позже!

Она вместе с Якимкой расположилась в заснеженном саду и следила за его работой. Парень уже неплохо раскалывал камни, но брал силой, а это было неправильно. Так на него инструмента не напасешься. Камень надо чувствовать! У него есть линии, по которым скол пойдет ровно, и достаточно сделать несколько засечек, чтобы камень распался.

— Ты же тесал дерево и должен понимать, что означает чувствовать направление, — подбирала она объяснения, не зная, какое из них сработает спустя время.

Яким продолжал работать, доводя булыжник в руке до лежащего перед ним стандарта.

— Ну ладно, заканчивай тут, а потом иди разбирать вместе с остальными снежные завалы, а то ступить некуда.

Яким тревожно посмотрел на неё, собираясь на всякий случай упасть на колени, но Дуня махнула рукой:

— Всё хорошо, — она даже улыбнулась, понимая, что парень сейчас больше полагается на эмоциональный фон, а слова звучат для него китайской грамотой. Но говорить с ним надо!

— Камня у тебя не осталось и работать пока больше не с чем, так что после обеда поспишь, а потом общей работой займёшься.

Дуня огляделась и, вздохнув, пояснила Якимке насчет вывоза снега.

— На Москве время от времени снег со дворов вывозят за город, а то скоро нам здесь не развернуться будет, — и собралась вернуться в дом.

Машу позвали подружки в гости расшивать сарафан, братик Ванечка занимался со своим дядькой, мама устроила ревизию продуктов, дед с утра ушёл в думу заседать. Сегодня князь собрал не только думных бояр, но и думных дьяков, чтобы обсудить намерение новгородцев пойти под руку Великого Княжества Литовского. Промосковская партия в Новгороде слабела и это беспокоило Ивана Васильевича.

Дуня присела на скамеечку и открыла рот, чтобы поймать снежинку.

— Боярышня, а правда, что Якимка будет каменщиком? — спросила Любаша.

— Будет.

— А где он жить станет?

— На окраине нашего имения, — Дуня повернулась к девушке, — а тебе что?

Любаша смутилась, начала теребить край душегрейки, что отдала ей донашивать ключница.

— Хороший он, — призналась она и покраснела, и даже ножкой пошаркала от избытка чувств.

— Любка?! Ты? — воскликнула Дуняша и замотала головой. — Любаш, да на тебя такие парни засматриваются, а ты… Я через пять лет за тобой хорошее приданое дам.

Девчушка упала на колени и быстро затараторила:

— Жалко его… он добрый, а его всяк норовит обмануть! — Любаша закрыла лицо руками и провыла: — За него сердце болит! За тебя, боярышня, сердце болит… любы вы мне оба, вот и мучаюсь.