Боярышня Дуняша

Дуня скороговоркой отчиталась об убитых, раненых, о тех, кто помог отбиваться и о месте временного приюта.

— Боярин! — позвал один из рычажников. — Нам куда эту дурищу ставить? — указал он вездеход.

— На конюшню правьте, — отмахнулся Вячеслав. — Пусть там почистят от грязи.

— Отец, а князь чью сторону примет? — тихо спросила Дуня.

— Не знаю, доченька. Не приведи бог кому выбирать между матерью и женой.

ГЛАВА 5

Вячеслав помог дочери послать весточку княжичу. Не письмишко с лихо закрученными фразами, но Иван Иваныч обязательно узнает, что Дуняша нашла боярина Палку и пытала его о здоровье княжича. Потом выразила восхищение его напористостью, умением добиваться желаемого, и посочувствовала из-за сложной семейной обстановки. Мимоходом обронила, что гордится мамой княжича и считает её достоянием московского княжества.

На обалдевший взгляд боярина Палки строго ответила, что истинное благородство, глубокое понимание происходящего и высокий уровень знаний не нуждаются в выпячивании, в грубой демонстрации превосходства и прочих базарных ужимок. А вишенкой Дуниному красноречию послужило цитирование из писания, которое недавно продекламировал дед Кошкиных.

«Всякое раздражение и ярость, и гнев и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас».

Старый Кошкин шпарил строками из писания с лёгкостью и всегда к месту. Дуня многое знала наизусть, но не умела использовать… не привыкла. А там было даже такое изречение, которое более современные деятели приписали себе. Вот, к примеру, поступайте с другими так, как хотели бы, чтобы с вами поступали. Оказывается, эта мысль из Библии.

На этой ноте Дуня раскланялась с дядькой княжича и смущенно прижалась к боку отца.

Вячеслав задумчиво поскреб бровь, развел руками, показывая, что сам в шоке от нового поколения и отошёл с дочкой в сторону.

Довольная произведенным эффектом Дуняша поискала глазами других слуг княжича, чтобы через них проконтролировать словоохотливость княжьего дядьки, но видно все убежали смотреть монстру.

«Ну и ладно!» — решила она.

Боярин Палка всё обскажет Иван Иванычу без утайки. Никифор заботится о княжиче с его первых шагов и связывает свою судьбу с ним, а не с его бабкой. А Иван Иванычу будет приятно её беспокойство. Ведь она уже побыла на его месте и была обрадована его визитом.

А люд Московский замер: никто не ожидал, что Великий князь столь быстро доберётся до Кремля. Говорили, что у него неотложные дела в Коломне, да и дорога… распутица будь она неладна!

Старая Ярославна не успела перевернуть ситуацию в свою пользу, но сумела расколоть знатные рода и внести сумятицу в жизнь горожан.

Старые московские рода хотели дождаться князя и невольно стали союзниками молодой княгини, а Ярославна посчитала их предателями. Стоило же им остановить её расправу над Дорониными и семьей Полуэктовой, как она начала раздавать подарки и обещания пришлым князьям с боярами, не понимая, что подтачивает власть сына. После этого даже самые осторожные семьи зароптали, сообразив, что их оттесняют от княжьего стола не только взбеленившаяся княгиня, а собравшаяся подле неё толпа «понаехавших».

Ещё немного — и Доронины с Полуэктовыми стали бы первыми ласточками в череде расправы над неудобными людьми.

Теперь же слово за князем.

На одной стороне была его мать, любимая сестра, братья со своими дружинами, коих не сбросишь со счетов, на другой жена и сын… впрочем, маленького княжича никто не брал в расчёт. Не только потому, что он ребёнок. Малолетний Иван Иваныч был зол на бабку, но не на тётку Анну, а она всегда умела находить с ним общий язык.

Дуниного отца Иван Васильевич оставил при себе. Не захотел он, чтобы Вячеслав селился у Кошкиных.

Дуняша понимала, что это политика, но подноготная всех образовавшихся течений ускользала от её понимания. Князь был сложным человеком и никому не верил. Его осторожность была близка к паранойе. Боярышня признавала, что если мать выкидывает такие перлы в его отсутствие, то другим доверять небезопасно для жизни, но всё же было обидно.

А жизнь продолжалась.

Никто не знал, что происходит за дверьми княжьего терема, но в церквях священники стали вновь говорить о величии Руси, о собирании земель в единый кулак, о множестве врагах и важности передачи своих дел правильно воспитанному наследнику…

Говорили осторожно и витиевато, но симпатии людей оставались на стороне молодой княгини. Всех устраивало, что она тиха, добра и не лезет править. Люди ещё помнили нравную Софью Витовтовну и сколько бед её дурная жадность принесла москвичам. О Марии Ярославне тоже ничего хорошего не могли сказать, тем более теперь, когда всем объявлено было, что земли надо собирать в кулак, а она…

Так что чем дольше молчал князь, тем полнее формировалось общественное мнение и у него вроде как меньше оставалось места для маневров.