Боярышня Воеводина (СИ)

Федор Шереметьев, один из ярых сторонников избрания Михаила, и старый друг его отца. Они соседями по вотчинам были. Федор, хоть и младше, но все равно, сдружились.

Поели, старшие меду выпили, Миша взвару. Чародеи пить крепкое боялись, что бы дару не вредить. Холопы быстро со стола все убрали, карты принесли. Князь верного человека, своего служку, молочного брата, у двери поставил, что бы не подслушал кто разговоры секретные.

— Пожалел, вижу ты своего младшего, Константин. Вон, сидит, не елозит. Я бы больше поддал, да завтра ему верхом уезжать надо. Зол я на него. И что теперь делать, неведомо. Зря мы решили его в темную использовать. Знал бы все, так может, удержал бы Михаила от дурных решений. А так сам ему путь подсказал! Подсказал же?

— Подсказал. Миша такой, что взял в голову, то и исполнит. Это только кажется, что он послушный мамин сын, на самом деле у него один пример — отец. Нет, мать он любит, особенно после долгой разлуки, но только как мать. Она ему в делах не советчик. Он отца ждет! А я надеялся, что по дороге его напугают, устанет, вот и решит повернуть обратно, но не вышло. Зря надеялся.

Старшие переглянулись.

— Слушай, Миша, ты еще молод, многого не знаешь. До сих пор в Москве единства нет по поводу избрания Михаила. Разные партии имеются. Кто за Мишу, кто за Владислава польского, кто за шведа, кто за сына самозванца второго от полячки Мнишек, кто сам за себя, но таких немного. Мы с твоим отцом сторону Романовых держим. И, честно, не за Мишу. Слаб он еще, что бы страну в железные руки взять. Венчание ему, конечно, сил придаст, мало кто возражать решится. Но вокруг него много народа виться будет, надеясь свой кусок урвать. Вот мы тебя к нему приставили, что бы ты место около него занял, и волю его родителя из плена, по тайным каналам до него доводил. И почти получилось. Ты прочно место лучшего друга около него занял. Оставалось всего ничего, венчания на царство дождаться, тебе объяснить твою роль, и стал бы Филарет через тебя править. Что теперь делать, не знаем.

— Так я же все равно другом Михаила остаюсь! Что изменилось?

— Зашевелились родственники Марфы, семейство многочисленное, до власти охочее. В особенности племянники, Салтыковы. Небось сам сталкивался. — Миша кивнул.

— Значит, знаешь. Им твое влияние на Михаила, как кость в горле. Вот, воспользовались вашей авантюрой и копают под тебя. Дескать ты специально Михаила подбил с намеченного пути свернуть. Шведам сдал. Салтыковы, братья уже договорились до того, что тебя надо в разбойный приказ взять, допросить. Что бы сообщников выдал. Ясно?

Михаил побледнел. Сбывались его худшие опасения. Одна надежда, на друга Мишу. Может вспомнит его уроки, не подпишет приказ.

— Понял? Михаил тебе сейчас не заступник. Пока на царство не венчан, нет у него силы, да и после надежды мало. Марфа племянников слушает, надеется, что власти жаждая защитят ее Мишеньку. Жаль, вряд ли кого еще так близко к Михаилу подвести удастся, но тебя нам спрятать нужно. Ты со своими языками нам еще ой как нужен будешь. Переговоры мирные должны начаться и со шведами, и с ляхами. А тут ты, языки знаешь, если что промеж собой говорить станут, какую подлость задумывать, ты тут и поймешь. Так что поедешь вот, смотри карту.

Южнее Москвы у нас еще больше порядка нет, чем на севере. Атаман Иван Заруцкий отказался признавать Михаила. Он любовник полячки Мнишек, и, по слухам, именно он отец ее ребенка, Ивана Воренка, якобы сына Лжедмитрия второго. Сейчас он разоряет городки засечной гряды, стоит лагерем около острога Епифань, куда переместился от Михайлова. Против него войско уже выслали, во главе с воеводой князем Одоевским. Он этого Ивашку теснит, многие городки от него уже отвалились, Михаилу присягают. Теперь ты. Видишь, вот здесь, к югу от Епифани Лебедянское Городище. Город древний, укрепленный, в свое время его Сигизмунд польский жаловал русским боярам из числа его сторонников. Но в этом году мы этих бояр лишили всего имущества и сослали. Дали городищу имя Лебедянь и в казну забрали. Так вот, там царский воевода нужен. И чародей тоже.