Бояться поздно

— Предлагаю на фигню не отвлекаться. Ни на шарады, ни на пустые разговоры, ни на поиски выхода из бестолкового места в толковое. Мы согласились, что оказались в замкнутом виртуальном мире, из которого обычным порядком, ножками, на паровозе, лошадке или драконе выбраться невозможно. Как говорится, вы находитесь здесь.

— На дне, — согласилась Алиса.

— В которое уже не постучат, — добавил Карим.

— Не на дне, а в дне, — поправила Алина. — И мы только стуки и слышим.

Карим удивился:

— Мы?

— Ну она.

Алина кивнула на Алю, и та утомленно подобралась.

— Вводные такие, — продолжила Алина. — Мы в темноте в незнакомом месте, в котором чутка́ ориентируется только она. И она говорит, что слышит стуки. Можно на них не обращать внимания, можно бояться и бежать от них в противоположную сторону, а можно идти как раз к ним, если верить, что только стуки и выведут. Соответственно, вопрос прост: верим ли мы? Это раз. И второй вопрос: верим ли мы ей? — Алина обвела всех свирепым взглядом.

Аля набрала воздуху в легкие, чтобы ответить резко, честно и, может быть, в последний раз, потому что надоело ей это хуже бесконечной смерти.

Но тут Алина заявила:

— Я — верю. Ей — верю. Вернее, в то, что она что-то знает. В то, что она сама верит в то, что говорит. И в то, что хочет спастись, ну и нас спасти заодно.

— Или хотя бы тот мирняк неизвестно где, — напомнил Марк.

— Вот спасибо-то за доверие такое, — пробормотала Аля.

Алиса обняла ее за плечи.

— А в стуки ты веришь? — поинтересовался Карим.

— Как в часть ее картины мира, — отрезала Алина. — Щ-щиба[19].

— Что опять?

— Мы ведь не знаем, в каком городе будет налет, который хотим сорвать.

— А какая разница? — удивился Марк.

— Мы даже не уверены, что это в России!

— А какая разница? — удивились хором уже все.

— Большая разница-а, — передразнила Алина. — Согласна. Но даже если мы уделаем этих троих, про которых она говорит, где гарантия, что еще сто генделей не доиграют эту свою симфонию?

— Нет такой гарантии и не будет, — признал Карим. — Есть принцип: «Делай что должен, и будь что будет». И ничего кроме у нас не осталось.

Алина вяло зааплодировала.

Тинатин сказала:

— Прекрасно. Минутку тимбилдинга закончили, предлагаю перейти к делу.

— А что за дела? — оживился Марк.

— Да все то же. Напоминаю, если запамятовал: нам бы спастись как-нибудь.

— Эх. Я думал, пожрать.

За разговором они обошли весь дом и теперь толклись в гостиной — то есть все спокойно сидели, а Марк метался туда-сюда, присосеживаясь то к одному, то к другому и тут же вскакивая, будто с булавки, на новый замысловатый маршрут.

— Отличная идея. Тащи-ка все упакованное, будем играть в съедобное-несъедобное.

— А зачем? — удивился Карим. — Мы ж и так жмуры. Можем жрать что угодно и вообще не ограничивать себя в любых проявлениях.

— Не надо, — испуганно сказала Алиса, а Аля прерывисто вздохнула.

Карим немедленно обратил невыносимую благожелательность на нее:

— Значит, мы вот сейчас с тобой беседуем, потом все начнется сначала, но помнить об этом будешь только ты, и так было уже типа сто раз?

Аля кивнула.

— Везуха, — мечтательно сказал Карим.

— О да, — горько согласилась Аля. — Хроника пикирующего сурка.

— Очень точно, кстати. Мы как мухи внутри стеклянной банки. А она ме-едленно так катится к краю стола.

— Не-а, — сказала Алиса. — Мухам-то пофиг, что банка хряпнется. Наоборот, свобода.

— Справедливо. Во, придумал. Мотогонки внутри сферы видели — мужик по стенкам гоняет и не падает? Вот у нас такая же фигня с одной оговоркой. Сферу сбросили с вертолета, и мы катаемся, пока не приземлились. И падения не замечаем. И не заметим, пока оно не кончится. И повлиять на него не можем.

— Жмуры Шредингера, — с мрачным удовольствием сказала Алина.

— О, кстати, кошку-то нести? — спросил Марк, водружая пакеты на стол.

— Зачем? — удивилась Алиса.

— Чтоб пробовала, отравленное или нет.

На него заорали, кажется, все, включая Карима, так что Марк даже не попытался объяснить, что рофлил[20], а шустро сдернул наливать воду.

Колбас, сыра и хлеба в фабричной упаковке оказалось достаточно для убедительного перекуса. Карим попытался расширить меню, объясняя, что раз отравление должно выглядеть натуральным, то и бояться следует только шашлыка и напитков — ими, если верить новостям, все в основном и травятся, точнее, техническими солями, метилом и палеными отдушками. Но ему велели взять упаковку бастурмы и успокоиться. Он повиновался — и, вгрызаясь в жесткий ломтик, продолжил допрос Тинатин ровно там, где прервался:

— А что ты имеешь в виду под спасением?

— Остаться в живых.

— В игре мы и так живые.

— О’кей, остаться в живых в жизни и выйти из игры.

— Этого мало.

— Хо, — сказала Тинатин с веселым возмущением. — Аппетит приходит вовремя. А чего еще тебе надобно, старче?

— Выжить.

— Блин, а я что сказала?

— Ты сказала — выйти из игры живыми. Ладушки, нам повезло, мы вышли из игры и выбрались из ловушки, в которую нас заманили свирепые убийцы. Дальше что?

— Нас добьют, — не то спросила, не то сказала Алиса полушепотом.

— Ага.

— И что теперь, самим в гробик ложиться? — возмущенно спросила Алина.