Все снова застыли навытяжку под проливным дождем. Лило как из ведра, потоки воды обрушивались неистовыми шквалами. Дождь лупил барабанной дробью по каскам...
— Смирно! Вольно! Смирно! Этого вперед, Ле Мейо! Новобранец, в темпе! Как следует! А! Отдельная кавалерия! Значит, отборная кавалерия! отборная! Да, отборная! Это требует особого блеска! Лопни моя селезенка! 17-й кирасирский! Тяжелая кавалерия! Кавалерийский корпус! Именно! Тяжелая! Подруга моя дорогая! Тяжелая, парижанин! но быстрая! И имели мы легкую! Каждый день! И на учениях, и в бою! Да! Прямо в жопу! Да! Что, нет? Тяжелая! Что, не так? Я! Ранкотт! Ясно?
И он еще раз сильно отрыгивает мне прямо в лицо. Я стоял, дрожа в своих брючках, застывший, мокрый до нитки.
— Так точно.
— Кто так точно? Кому так точно? Моей собаке так точно?
— Так точно, сржан!..
— Уже лучше!.. Уже лучше!.. Это уже лучше, горбун!.. Держись прямо!.. Глаза!.. Смотреть вдаль... Ты видишь, который там час?.. На циферблате? Там, наверху? Как!.. Ты ничего не видишь?
Я его видел, циферблат... там, в другой стороне... в небе... сквозь дождь... Маленькую желтую луну.
— Который час?
— 25 минут первого, сржан...
— Ты хоть задницу-то мою видишь?
— Никак нет, сржан!
— Ладно! Если я обнаружу хоть кого-нибудь, кто смеется в строю, я ему обеспечу восемь суток и серьезное основа
ние для раздумий... Ах! мои веселые фанфароны, сейчас вы у меня будете корчиться от смеха... я сейчас научу вас веселиться до смерти. Строевая подготовка! Строевая! Напра-во! право! Напле-чо!.. Пусть только кто-нибудь засмеется! Мейо, я не хочу, чтобы они остались сухими! Я хочу, чтобы они разогрелись как следует! Я хочу, чтобы от них пар пошел! Шагом арш! Разз! два! Разз! два! И продолжайте веселиться! Господин в пальто! Пусть потрудится как следует! Нечего сосать леденцы! Под вашу ответственность, бригадир! В ногу, неженка! Рэзз! два! Кудрявая цыпочка! Подстричься! Да! Рэз! два! Рэз! Рэз!
Печатая шаг, мы устремились во мрак, прошли весь двор... Этот тип все орал нам вслед... издалека ... из кромешной тьмы... Эхо металось по двору... Он продолжал вопить нам вслед приказы...
— Зайдите еще раз на пороховые склады, Мейо!.. Me... йо... о!.. Осторожно мне у во-оо-о-рот! Ограда держится на соплях!.. Уразумели? Посмотрите задвижку!.. Понятно-о-о-о? Рэзз!.. Два-а!.. Рэзз!.. Два-а!..
— Слушаюсь, се-ержа-ан!
— Не забудете про фуражи-и-и-ира?
— Никак нет, се-ержа-ан!
Мейо тоже вопил, адресуя отклики в глубину городка. Его голос заглушался звяканьем палашей и лязгающими при ходьбе шпорами...
— В манеже Нансути есть лошадь на объездке! Мейо, она мне нужна-а-а-а!.. Я еще доберусь до вас! Когда приду с проверкой! Дождетесь у меня-я-я-я!
— Так точно, сржа-а-а-ан!
Это отражалось пяти-шестикратным эхом... Все эти вопли продолжали носиться от стены к стене сквозь ночь и ливень.
Наш маленький отряд шагал в ногу под «Рэз! два! Рэз! два!..» вдоль каких-то строений, с неимоверными усилиями мы пробивались сквозь стену дождя, измученные, закоченевшие. Потоки воды превратились в настоящие водопады, которые низвергались с водосточных труб, крыш и даже стен... Вода заливала все вокруг, стремительно неслась, с яростью обрушиваясь на камни, продолжая течь с новой силой, поддаваясь порывам ветра. Этому не было видно конца.
Вдалеке унтер опять возобновил свои призывы... там, в кромешной темноте малюсенькой точкой мерцал его фонарь. Ему требовалось поорать еще...
535
— Часового к поилкам! Ле Мейо!
— Есть, сржа-а-а-а-ан!
, Эхо летало над деревьями... над постройками... долетало до ночного мрака, который возвышался над всем, как гигавд> екая декорация... поднималось высоко в небо... туда, где шевелятся и шепчут что-то огромные черные чудовища... воплощение ночных страхов, притаившихся в листве... движений ночи...
«Е-ес ржа-а-а-а-ан!»
В своем пальтишке я промок насквозь, трудно было представить более отвратительную погоду для начала военной карьеры. Мучительный марш — по камням, покрытым грязным месивом, в темноте, под проливным дождем — продолжался. Мы все еще шли вдоль стен. Мои туфли на тонкой подошве никак не годились для маршировки по булыжникам... с торчащими краями, неровно уложенным, дико неудобным... Я все время попадал ногой между камнями, я спотыкался, два раза падал. Все же старался не отставать, идти в ногу: «Рэз! два! Рэз! два!»
Ле Мейо подбадривал нас. Он шел сбоку, освещая нам путь фонарем, раскачивающимся при ходьбе, комментируя подробно все происходящее и отпуская уморительные шуточки.
— Скажи-ка, салага, монмартрский черный кот1 недоволен прогулкой? Мокрый кот! Дохлый кот! Ботиночки жмут? Не по нраву гарнизон Ла Тремуй? Это тебе не по гравию топать? Что, весело? Нет? Скажешь, тоскливо? Уже не чувствуешь никакой разницы? Ты еще не обосрался? Не решил еще смотаться? Ты сейчас расквасишь себе физиономию! Погоди! Погоди! В ногу! Правой! правой! Как рассветет, увидишь! Свою разбитую вдребезги задницу! Ой-ой-ой!
И все покатываются со смеху.
— Подстилочка-то жестковатая! Гарантировано правительством. Падаешь на нее, и ты уже не жилец. Ты клей с собой захватил?