Бойня

Опять телефон. Должно быть, служба охраны, хотя они и обещали оставить его в покое на весь день. Но он даже не надеялся, что они сдержат слово. Он так и видел перед собой их физиономии. Что он там делает? Не грозит ли что его безопасности?

Не соединяйте ни с кем, приказал он. Если, конечно, не начнется война.

И соврал. Если бы под окном завыли сирены, он бы вставил в уши затычки. Плевать.

Звал ли его Хо-Ко и на этот раз?

Хо-Ко был убежден – есть границы. Есть границы и есть справедливость. Такой уж он был, Хо-Ко. Доверчив до глупости. Каждый раз, когда мир поворачивался к нему очередной и давно всем известной омерзительной стороной, удивлялся, как младенец. Большие карие глаза, испуганные, как у косули при виде охотничьего ружья.

Опять несколько раз сжал и с силой разжал пальцы. Рука еще не отошла, правда, появилось чувство, что в кожу впились тысячи крошечных иголок. Значит, скоро придет в норму, надо помассировать немного. Надо заставить себя встать. Принять душ. Он не имеет права с головой залезть под одеяло и притвориться, что никакого окружающего мира и в помине нет. На его плечах ответственность за страну. Разве не так он говорит в интервью?

В вашей работе много преимуществ, господин статс-министр. А недостатки есть?

И обязательная ухмылка. Чертовы журналюги. До чего ж он их презирает… Хо-Ко утверждал, что если он хочет скрыть это презрение, то получается так себе. Рано или поздно они тебя раскусят, Юхан.

Мало ли что нес Хо-Ко. Теперь будет молчать.

И потом, разве он не имеет права презирать тех, кто заслуживает презрения? Особенно тех, кто, как выразился Хо-Ко, пытается его раскусить. Им взбрело в голову, что они понимают, с кем имеют дело. Черта с два.

Люди называют вас человеком замкнутым, господин статс-министр. Что вы думаете по этому поводу?

Они и вправду решили, что знают, с кем имеют дело…

На самом деле и понятия не имеют. Стали журналистами потому, что какой-то телевизионный начальник решил, будто они годятся для этой работы. Кому-то показалось, что так и должны себя вести журналисты и интервьюеры – нагло и развязно.

Закон о трудоустройстве. Его закон.

Свалка отходов в Лэннё – тоже его идея.

Швеция должна стать для Европы таким же образцом здоровья нации, как Финляндия стала для всего мира образцом в области школьного образования. Глобальной путеводной звездой. Он стал героем еще на стадии планирования – никто не был настолько радикален, никто не предлагал таких поистине революционных методов. Мало того, никто и никогда в мире не достигал таких потрясающих результатов. Норвегия танцует на пуантах со своими робкими налогами на сахар, французы – подумать только, какая смелость! – стали лепить предупредительные наклейки на пакеты и коробки с конфетами. А в Штатах сделали еще более решительный шаг – обязали указывать количество калорий. Все эти инициативы нелепы, маргинальны и смехотворны.

Фломастер полетел на пол и испачкал паркет.

Так… Ничего не произошло. Не надо ни армейского ножа, ни даже банки с седативами. Устроил сцену, как старая истеричка. Да еще не на публику, а сам для себя. Вообще ни в какие ворота не лезет.

Опять телефон. На этот раз один из мобильников. Его личный, секретный номер.

Что скажешь, глава государства, про магическое число двадцать шесть? Ты, я и пара дюжин устриц?

Сорок лет дружбы. Сорок проклятых лет.

Уперся ладонями в пол и попробовал встать. Голову ломит так, будто накануне выпил пару литров дешевого пойла. Все же встал и тут же схватился за спинку стула, так закружилась голова.

Постоял немного, нагнулся, залез под стол и выдернул из розеток все кабели, один за другим. Выпрямился и покосился на мобильники.

На одном светится имя Макс. На остальных метровые списки сообщений. Что они могут сообщить такого уж важного? Пятьсот ликвидировано, пятьсот пока живы… Все то же дерьмо.

Он устал.

Матово отсвечивает огромный черный экран компьютера. Рядом с клавиатурой пачка утренних газет, еще не просматривал. Справа плоский ящик с чистой бумагой, аккуратные папки со списками. Организация. Если смотреть в корень, любое дело упирается в одно и то же: организация. Организация и секретность.

Не трепли языком, говорила мать. А он нарушил этот завет. Трепал языком, а рядом сидел Хо-Ко. Там, где он сидел всегда, в одном и том же кресле.

Он сильно прижался животом к спинке стула. Братоубийство… Как был наказан убивший Авеля Каин?

Покосился на живот. Кривые линии показались очень яркими, ярче, чем были, когда он их рисовал.