Бойня

– Поделюсь-ка я с вами секретом, guys. Послушайте старика. Я четыре года проучился в колледже, не выучив ни одного урока. Клянусь. И на лекции не ходил. Главное – как ты себя поставил. И догадайтесь с трех раз! Правильно – окончил первым номером… – Стальберг кивнул бритому. – Выпуск 1969 года. Девочки падают, как кегли, молочко в коктейле прямо из-под коровки, и волосы на башке никуда пока не делись.

Бритый просиял:

– Старые добрые времена…

– Old good times, – с энтузиазмом подтвердил Стальберг. – Ладно, ребята, поговорили – и хватит. На рейс опоздаю.

– Park your car over there. – Охранник показал на место, где полчаса назад стояли свиновозы. – Поставьте машину вон там. И надо найти вам что-то накинуть.

Стальберг усилием воли подавил рвотный спазм и с трудом заставил себя удержать на лице “американскую”, как ее назвал Ландон, улыбку.

Тысяча жирных свиней – ноль жирных свиней.

Ни один из этих подонков даже не думал протестовать.

Достал из бардачка ручку и миниатюрную, предусмотрительно захваченную шпионскую камеру в виде блокнотика. Даже если ему запретят снимать, можно как-то исхитриться. Или, в крайнем случае, записать звук.

– Окей, Грант Робертс, – пробурчал Стальберг себе под нос, вынул ключ из замка и вышел из машины. – Иди и спасай эту проклятую страну.

Вонь совершенно невыносима.

Бритый охранник выдал ему синюю полиэтиленовую накидку и такие же бахилы. Стальберг молча кивнул – боялся сказать хоть слово, чтобы не спровоцировать рвоту. В комнатке, куда его провели, сильно пахло дезинфекцией, но помогало мало. Никакие духи в мире не могли бы заглушить пропитавшее стены чудовищное зловоние.

– Милле вас проводит, – сказал бритый. – Вообще-то зрелище не для слабонервных, но раз уж вы так настаиваете…

– No problem. – Стальберг постарался сохранить все ту же обезоруживающую улыбку.

– Если что, можем пройти прямо на…

– Мне бы хотелось увидеть все стадии.

– Только если вы и в самом деле готовы… Это, знаете ли, не совсем обычная экскурсия. Не sightseeing. – Парень ухмыльнулся.

– No problem, – повторил Стальберг, застегнул кнопки на накидке и надел большие, не по размеру, пластиковые перчатки.

В комнате появился еще один мужчина.

– А вот и Милле, – сказал охранник. – Милле? Мистер Робертс.

Стальберг пристально посмотрел на вошедшего и произнес по-шведски:

– God dag.

Тот, не глядя в глаза, кивнул. Он, видимо, торопился – так и не отошел от двери, стоял и придерживал, чтобы не захлопнулась.

– Спасибо. – Стальберг двинулся к выходу, стараясь унять внутреннюю дрожь. Он уже знал, что ему предстоит увидеть.

Потом он напишет обо всем короткими, сухими предложениями. Глубина и диаметр шахты. Слизь на стенах. Шланги, из которых льется на пол вода и, уже розовая от крови, стекает в дренажные, похожие на ливневые, колодцы. Транспортный конвейер на потолке, оглушающий газ, белые перчатки Милле.

– Шестьсот туш в день. Мы справляемся.

Как описать неописуемое?

Отчаянные вопли, уханье и скрип невидимых машин. Люди у циркулярных распилочных станков.

Стальберг держал свою шпионскую камеру-блокнот у бедра и бесстрашно щелкал затвором – все равно за этим грохотом никто не расслышит.

Одобрительно кивал, изо всех сил стараясь изобразить внимание, – и одновременно пытался осмыслить невероятные цифры.

– Восемнадцать сотен?

– Тысяч. Восемнадцать тысяч. Только в этой провинции. К тому же дело идет быстро, нам же необязательно выполнять гигиенические параграфы.

На дергающемся конвейере все новые и новые тела. Человек в синем комбинезоне одним взмахом делает продольный разрез грудной клетки и живота, быстрое движение – и внутренности плюхаются на пол с другой стороны конвейера.

Стальберг был близок к обмороку. Только не паниковать, только не паниковать…

Технология… Они следуют предписанной технологии.

– У нас три группы отходов. Голова, тело, конечности.

В конце конвейера стоял еще один рабочий и механически сортировал отрубленные и отпиленные части тел. Длинные куски в одну сторону. Короткие – в другую.

Стальберг время от времени смотрел Милле в глаза, пытаясь различить хоть какие-то признаки человеческих эмоций, – и не различал.

– Вообще-то все автоматизировано, но первый триаж[55] приходится проводить вручную.

Стальберг кивнул. Он старался дышать ртом. Вонь невыносимая, привыкнуть невозможно. Нет, наверное, возможно – эти-то вроде и не замечают.

Рабочий в конце конвейера заученным движением, не глядя, откинул в сторону ногу.

Как он теперь вообще сможет говорить с людьми…

Чтобы ни на кого не смотреть, Стальберг уткнулся глазами в грязный пол, по которому змеились разноцветные толстые кабели. В памяти всплыл красивый баритон Сверда.