Был и сплыл. Внезапно Ландон исчез. Моника так и не поняла, почему они разошлись. Рита утверждала: Ландон якобы препятствовал ее решимости похудеть. Ревновал, что она внезапно оказалась в центре внимания.
А Ландон не понимал Риту.
Моника разделяла его отчаяние – сама не раз билась головой в эту стену. А теперь… они не виделись почти полгода. Предложила Рите оплатить дорогу, билеты на поезд, все что угодно, но каждый раз что-то мешало. Конференция. Надо срочно проверить студенческие курсовые. В другой раз, мама.
Но “другого раза” так и не случилось.
Опять набрала номер Риты, облокотилась на подоконник и посмотрела во двор. Забыли постричь на зиму газон, но теперь уже неважно, все засыпано снегом. Собачка лает у двери, просится домой. Самая холодная осень за десятилетия. На севере встали поезда: пути засыпаны снегом.
И что? Собраться и поехать? Но она слишком хорошо знала дочь, та ненавидела подобные сюрпризы.
Моника постучала пальцами по стеклу с морозными звездами. Мысль, как Рита может отреагировать на ее неожиданный приезд, выводила из равновесия. Даже сердце начало биться учащенно.
Прошла в кухню, встала под вытяжкой и достала сигарету. Посмотрела на синие палочки-цифры на дисплее микроволновки. Без десяти десять. Рита наверняка дома.
Моника сказала себе, что ни в чем не виновата. Но тут же подумала: а может, наоборот – ее вина, только ее. Всегда готова согласиться, не вмешиваться.
Все дело в Леннарте. Все из-за него. Монике было невмоготу осознавать, что ее бывший муж слоняется в парке от скамейки к скамейке, как какой-нибудь бродяга. Не выдерживала, бросалась на помощь, особенно когда он оставался в одиночестве. По праздникам, когда он лишался привычного алкогольного общества, – жалкое зрелище. Именно жалкое, в прямом смысле – ей было его очень жалко.
Моника гордилась своим решением подарить умной, способной и уже взрослой дочери свободу, оставить ее одну в Упсале. Истинное самопожертвование – с ее-то инстинктом помочь, подставить плечо, выручить. Разница между уважением к чужой частной жизни и наплевательством исчезающе мала – подобные мысли приходили в голову то и дело. И не было уверенности, чувствует ли Рита эту разницу.
Что в итоге? Получается, сначала ее бросил отец, а потом и мать. Ничего удивительного, если девочка воспринимает свою жизнь именно так: ее бросили.
Моника вздрогнула и вытерла набежавшую слезу. Наверное, от дыма. Нажала кнопку, в вытяжке глухо зажужжал вентилятор.
Предательство необязательно должно быть откровенным. Даже наоборот – на то оно и предательство, что происходит исподтишка. Ее собственная мать чуть не каждый день, пока Моника была в школе, рылась в дневниках, находила и выбрасывала сигареты. Читала секретные письма и записки от ее первого бойфренда.
Но Монике было что скрывать! Частную жизнь, мысли, тайны – все, что касалось только ее и никого больше. Еще в молодости она дала себе клятву: если у нее будет дочь, она предоставит ей свободу.
Потянулась за телефоном. Сигнал соединения. Второй. Третий… четвертый.
Решительно вдавила окурок в пепельницу. Надо спросить Элизабет, не возьмет ли та на пару дней собаку. Или всего на день, ведь можно сесть на утренний поезд и вернуться вечерним. Ничего особенного – узнать, как поживает дочь.
Взяла записную книжку с телефонами, начала листать и вдруг заметила записанный наискось чуть не через всю страницу номер.
ЛАНДОН 0704146828
Может быть, позвонить? А что скажет Рита?
Но Рите вовсе не обязательно знать.
Они расстались – ну и что? Работают в одном университете. Что ему мешает заглянуть к ней в кабинет, спросить, все ли в порядке? А не застанет на месте, так сядет на велосипед и докатит до Лютхагсэспланаден, постучит в дверь.
Надо только собраться с духом.
Моника села, выпрямила спину и набрала номер.
В слабом свете из окна кружили ленивые спирали снежинок. Хелена проводила его. Лесок казался неправдоподобно густым и черным.
Ландон наколол целый ворох поленьев. Получилось довольно ловко, хотя он никогда раньше этим не занимался; наверняка произвел впечатление.
Не только дров – и слов было сказано очень много. Перед уходом ему так захотелось ее поцеловать, что губы горели до сих пор. Что-то сегодня должно случиться. Он не верил в предчувствия, но совершенно ясно: что-то должно случиться.
– Спасибо за помощь, дровосек.