Бойня

– А, ерунда, – довольно отмахнулся Ландон. – Там еще полно чурбаков.

– Ты вовсе не должен был их колоть. Я же пошутила.

– Знаешь, очень приятно в кои-то веки поработать руками. Моя работа… как бы выразиться… очень абстрактная, а главное, ее нельзя закончить. Вязанка дров, между прочим, иногда приносит куда большее удовлетворение, чем десять вязанок нанизанных друг на друга слов и предложений.

– В следующий раз поможешь именно со словами и предложениями. Я была бы плохой матерью, если бы не воспользовалась случаем заполучить бесплатного учителя для Молли.

– Молли очень развитая девочка. У нее огромный словарный запас для ее возраста.

– “Банановый наркофан”? – Хелена засмеялась. – И в самом деле огромный. Уникальный, можно сказать.

– Я совершенно объективен.

– Ну да, как же…

– Сомневаешься в моей научной объективности?

Не дойдя до крыльца, Хелена резко остановилась.

– Подойди поближе!

– Что?

– Подойди поближе, банан-наркоман!

Он шагнул к ней.

– Еще ближе!

Еще шаг.

– Ближе, ближе…

Несколько сантиметров до ее лица. Ландона охватила приятная дрожь.

– Научная объективность? – Хелена сделала шаг назад и расхохоталась. – Х-ха… вот и вся твоя научная объективность, доктор Томсон-Егер. Да уж… Всем объективностям объективность.

Он почувствовал, что краснеет. Слава богу, в темноте незаметно.

– Нечестный прием.

Она улыбнулась, и он шагнул к ней, собрался с духом, решил ее поцеловать, – и в эту секунду, именно в эту решающую секунду в кармане завибрировал мобильный телефон.

Часть вторая

Черный BMW свернул на Тегельбакен. Юхан Сверд посмотрел на залив – вода совершенно неподвижна. Как зеркало или расплавленный металл. В пронзительно-синем небе ослепительное весеннее солнце. Роскошный день.

Побывал в двух перестроенных церквях – в Мэрсте и в Соллентуне. Интенсивная работа продолжается уже год, посещаемость – выше всяких ожиданий. Так уверяют сотрудники. По всей стране происходит то же самое: ошеломляющий успех, ошарашенные и мало что понимающие священнослужители. Удивление, аплодисменты… и, наверное, он, Юхан Сверд, единственный, кто нимало не удивлен. Замысел безупречен с самого начала. В Швеции больше трех тысяч церквей. И если не брать в расчет Пасху, Рождество или какую-нибудь природную или техногенную катастрофу, к примеру затонувший паром “Эстония”, храмы так же пусты, как видеосалоны после появления Netflix. Три тысячи! Не считая домов приходских собраний. После посещения церкви в Вест-Стробёрн Юхан очень быстро сообразил, что к чему.

– Сначала в Розенбад?[15] – не оборачиваясь, спросил водитель.

– Да. Сначала в Розенбад.

Он потянулся, кремовая кожа сиденья приятно скрипнула. Если бы не та церковь в Буффало, ничего бы не было. Он не сидел бы на заднем сиденье огромного, навороченного BMW-750. Всем, чего достиг, он обязан пастору О’Брайену. Собственно, надо бы посылать ему десятину премьерского жалованья.

Тогда, живя на Манхэттене, Юхан впервые услышал про Церковь Здоровья Роберта О’Брайена. Прочитал в “Нью-Йорк таймс” про энергичного радикального пастора – и загорелся как мальчишка. Типично для Америки. Американцам удалось превратить христианство в набор рекламных клипов – телевизионные проповедники не сходили с экранов. Но использовать веру как диетическое учение – это что-то новое. Подвернулась конференция в Буффало, и он не упустил случая заехать к О’Брайену.

Построенная в семидесятых баптистская церковь Вест Стробёрн давно нуждалась в ремонте. Интерьер напоминал кафе в каком-нибудь мотеле. Шахматный пол, деревянные скамьи, обтянутые синтетическим велюром, красные раскладные стульчики. На хорах четырехметровый Иисус.

Воскресное утро, еще и одиннадцать не пробило, но церковь битком. Корреспондент “Нью-Йорк таймс” не преувеличил: редкая церковь в наши дни пользуется подобной популярностью. Даже сверхпопулярностью, как ему показалось.

Чернокожая толстуха в обтягивающих необъятный зад вызывающе розовых брюках глянула на нового посетителя, ослепительно улыбнулась и похлопала по сиденью рядом – пригласила присесть. Причина улыбки понятна: во-первых, Юхан был чуть ли не на центнер легче, чем большинство прихожан, а во-вторых, что еще более удивительно, – середина лета, а он в пиджаке и при галстуке. Немного смутился и присел рядом с веселой прихожанкой. Надо было заранее подумать, какой белой вороной он будет выглядеть. Одеться, что ли, по-другому… Эми права: он мог бы с таким же успехом приклеить на лоб бумажку с надписью “Европа”.