Бойня

– Нам и мыши нравятся. Так я спрашиваю: где ты пропадал? Бананы сажал?

– А то! Всю зиму. В багажнике целый ящик.

– Ну да, как же. – Молли скептически улыбнулась.

Ландон поднял голову и посмотрел на дорогу. Никого.

– А как мама?

– Хорошо.

– Я даже не знал, что вы все еще здесь.

– Только до осени. До выборов. А там посмотрим. Но мама сказала знаешь как? Что так, что эдак – вот как она сказала. – Молли помолчала и с удовольствием повторила, подражая интонации матери: – Что так, что эдак. Никаких спецклассов.

Ландон молча кивнул. Хелене будет почти невозможно отвертеться.

– А что там в Упсале? Нам с мамой нужна обычная школа. Есть такие?

Ландон замялся. Что на это ответишь? Положение очень запутанное.

– Пока везде одни и те же правила. Подчеркиваю: пока.

– Вот как… одни и те же… – огорчилась Молли.

– Скоро все изменится, – поторопился добавить Ландон.

Молли вздохнула, но глаза тут же весело заблестели.

– Придешь или как? Ты же обязан поздороваться с Мастером.

– Да, только сначала я должен…

А что он должен? Ничего он не должен. Должен продумать, как извиниться, – вот что он и в самом деле должен. Всю дорогу конструировал оправдательные монологи, но так ничего и не сконструировал.

– Наведу порядок… надо кое-что разобрать…

– За-ну-да, – обиженно определила Молли, повернулась и пошла домой. Оглянулась и со слезой добавила: – Банан-зануда!

– После полудня обязательно! – крикнул он вдогонку и тут же пожалел: теперь не улизнуть.

Молли остановилась у калитки рядом с почтовым ящиком.

– Вся твоя почта у меня.

– Вот как? Тогда понятно…

– Что тебе понятно?

– Почти все. Спасибо.

Девочка пожала плечами и убежала.

Спустя пару часов он возлежал в розовом старом гамаке с чашкой кофе в руке. Рядом пристроился Мастеркот. Большой, отъевшийся. Наверняка начнет получать уведомления из Института питания. Задние лапы вздрагивают во сне – неужели котам тоже снятся сны?

Хелена молча щурилась на солнце.

– Ты знаешь, они начали выселять людей из некоторых домов.

Она кивнула, не открывая глаз:

– Слышала.

– “Дом без жира”. В нашем кооперативе проголосовали “за”.

– Господи, какая мерзость.

– Вот так. Мерзость, но факт. Мерзкий факт.

– А что хотят? В чем смысл?

– Полагают, люди настолько испугаются остаться без крыши над головой, что начнут голодать.

Хелена обреченно вздохнула.

– Можно и наоборот. В духе Сверда: похудеешь, будешь как сыр в масле кататься, извини за неполиткорректное сравнение. Какой сыр? Какое масло? Короче, начнется новая прекрасная жизнь. Он любит такие перевертыши. Печенкой понимает: покажи людям морковку…

– Политика позитивных ультиматумов.

– Морковная политика. Смысл тот же, а звучит не так страшно.

Она захохотала, резко и неприятно. В смехе не было ни искорки веселья.

– Не могу сказать, что ты явился из цивилизованного мира с хорошими новостями.

– Цивилизация – дерьмо собачье… Посмотри на Мастера. В его мире полнейшая гармония. Цивилизация портит все, до чего дотянется.

– При чем тут цивилизация? Люди… Люди непредсказуемы и иррациональны. Много всего намешано. Успех политика – нащупать в этой мешанине самую подлую струнку и на ней играть. Ненависть, зависть, ксенофобия. Кольцо врагов. Арийцы – евреи, черные – белые, верующие – атеисты, богатые – бедные. Люди – да… только копнуть. А некоторые исчезают, не сказав ни слова, и считают, так и надо.

Ландон прикусил губу.

– Прости еще раз. Я должен был позвонить.

– Нет-нет… я так. Для красного словца. Ты не мог…

– Мог, наверное… позвонить мог, а заставить себя позвонить – нет. Не мог. Как паралич – человек все понимает, но не может пальцем пошевелить. По-другому не объяснишь. После смерти Риты… – Он замолк, ища слова. – После смерти Риты я как бы выпал из окружающего мира. Как щенок из корзинки, а хозяин даже не заметил. Всю зиму так. Даже на работе – чисто автоматически нес что-то с кафедры. Мне кажется, студенты переглядывались. А может, и нет, мне было все равно.

– А теперь?

– Теперь?

– Ты приехал на Каварё. Что изменилось?

– Будущее… – неопределенно ответил Ландон. Ему не хотелось рассказывать про Нью-Йорк. Только не сейчас.

Хелена повернулась и уставилась на него – пристально и вопрошающе.

– Выборы, к примеру. Всегда есть надежда.

Она, не сводя с него взгляда, постучала по деревянному подлокотнику садового кресла:

– Тук-тук.

Он принужденно улыбнулся:

– Против таких, как Сверд, заговоры не действуют.

– Еще четыре года с этим фашистом? Я этого не выдержу. – Хелена медленно покачала опущенной головой. – Не вы-дер-жу.

– Да, конечно… – Или сказать прямо сейчас? “Да, кстати… я уезжаю из страны”. Нет. Невозможно, решил Ландон, а вслух произнес вот что: – Мало кто выдержит.

Из ниоткуда возникла Молли с садовым шлангом в руке.

– Можно я включу брызгалку?

– Сейчас? Не знаю, старушка. Купаться еще рано.

– Как это рано, как это рано? Такая жара, просто супер!

– По совести, я даже не знаю, где у нас купальники.

– Могу надеть дождевик.

Ландон постарался скрыть улыбку.

– А тебе не кажется, что средства расходятся с целью?

– Как это?

– Ты хочешь искупаться – это цель. А дождевик такой цели не способствует.