Глорию парализовал страх, но она не могла оторвать глаз от покойника. Человек умер. Люди заперты в этом чертовом Хувете, и один из них уже умер. Синие тренировочные брюки обтягивают толстые ляжки, живот свисает по бокам, как небрежно наброшенная подушка. Как раз то, о чем долдонит Юхан Сверд с подручными: у вас лишний вес, сосуды зарастают жиром, инфаркт обеспечен.
Глянула на потолок. На нее таращились маслянисто-черные равнодушные зенки многочисленных камер наблюдения.
Она проглотила слюну. Только теперь до нее дошло:
Вальдемар взял ее за руку:
– Пойдемте, Глория. Присядем где-нибудь.
Ее трясло.
– Он… он…
– Попробуйте не думать про это.
– Как про белую обезьяну? Сами попробуйте. Вы что, не поняли? Они сидят и наблюдают. Гляньте на потолок. Я кричала “врача, врача” – никто и пальцем не шевельнул.
– Глория… такое случается. Внезапная смерть. Видите, там, наверху? С зелеными стрелками? Выходы для экстренной эвакуации. Не могли же они и их закрыть.
– Может, все-таки позвать на помощь? Разница же есть. Одно дело – выйти пописать, а другое – грохотать в дверь, достучаться до охранников. Несчастный случай, человек умер, надо… надо… – Она внезапно замолчала.
Именно это и пытался сделать умерший.
Достучался.
– Не думаю… не откроют. – Вальдемар будто прочитал ее мысли.
– Но он же мертв! Боже ты мой, он же мертв! – У нее больше не было сил сдерживаться. Глория зарыдала.
Вальдемар осторожно погладил ее по руке.
– Несчастный случай. Будем горевать, когда выберемся из этой западни. А сейчас главное – постараться улизнуть.
Он прав. Чтобы вырваться из мышеловки, нужно собраться с мыслями. Если лечь рядом с покойником и тоже умереть, никому это не поможет.
Она сделала несколько глубоких вдохов.
– Как только придете в себя, будем пробираться наверх.
– Уже пришла. – Глория решительно выпрямилась.
Когда они подошли к лестнице, Вальдемар внезапно остановился и поднял голову. Глория проследила за его взглядом – он смотрел на объективы камер.
Хелена вынула противень, бутылку с рапсовым маслом и принялась чистить картошку. Из головы не лез вызов, который она показывала Ландону. Спросила, не получал ли он что-то подобное, – нет, не получал. Выписку из регистра – да, получил, а вызов – нет.
Что бы они в виду ни имели, у нее нет времени на поездку в Эстхаммар. Да, там написано “явка обязательна”, но ни слова, какие последствия ждут тех, кто проигнорирует приглашение. Вполне возможно, что “явка обязательна” вставили по настоянию агентства по трудоустройству. Им надо знать, кого оставлять в списках, а кого нет.
А возможно, опять какой-нибудь дурацкий спектакль (первое, что приходит в голову: приветливые худощавые юноши в белых одеждах с лучезарными улыбками прямо у входа вручают направление на операцию). Или Юхан Сверд испугался и слегка притормозил. Если ничего не изменится, растущая армия безработных проголосует за оппозицию. И он это прекрасно понимает, недаром в последнем интервью по радио обещал принять “драматические меры” и радикально снизить безработицу.
Слова как слова, но в устах Сверда приобретают жутковатый оттенок. На жаргоне Партии Здоровья “вернуть на рынок труда” означает только одно – заставить всех оставшихся без работы похудеть. Наверняка и на этом собрании они будут долдонить про то же.
Короткая волна озноба. Хелена повела плечами, стряхнула наваждение. Правильно сделала, что не поехала. Врачи, похоже, тоже посходили с ума, как и правительство. Или польстились на большие деньги, но тогда они никакие не врачи.
Выложила на противень ломтики картошки, нарезала морковку, сбрызнула маслом, посолила, поперчила, посыпала тимьяном и сунула всё в духовку.
Можно заняться декларацией – незамысловатое блюдо прекрасно готовится само по себе, не спалить, и только.
Посмотрела на часы: полпятого.
Как пусто в доме без Молли. Пусто и странно. Когда-то была нянька, но так давно, что Хелена уже подзабыла ощущения, каково это – видеть своего ребенка только по вечерам. А теперь Молли рядом, но страдает от одиночества. Даже грустно было смотреть, как радовалась она Ландону. А ведь он их предал. Что ж… типичная Молли. Всегда готова простить. Даже идиоток в
А может, и правду говорят: дети – ангелы. Молли, по крайней мере. Куда добрее и лучше матери.