Бойня титанов

С плеч и с головы с грохотом посыпались камни. Титан поднял лицо, грязь слетела с глаз машины, открыв небольшой иллюминатор позади линз авгура. В целлу проник свет, и Харртек смог осмотреться.

Его тело было заключено в рифленую костяную оболочку. Целла превратилась в какую-то жуткую полуорганическую полость. Пронизанные жилами мембраны затянули оборудование, и отовсюду сочилась густая слизь. Над приборными панелями пульсировали толстые вены. Передний дисплей покрывала органическая пленка, на взгляд Харртека, очень похожая на ретину, пронизанная сосудами и с радужным отливом. Отчетливые изображения, передаваемые раньше, сменились бесцветными отражениями. Титан осматривался. У его ног распростерлись жрецы Механикума. Он остановил взгляд на своих исковерканных конечностях.

Пластины брони плавно меняли форму, словно размягченный воск. На них, подобно всплывающим из глубины трупам, проявились руны в виде черепов. Кое-где раздавался треск механических деталей, напоминающий звук раскалывающегося панциря черепахи. Орудие «Вулкан» вытянулось, из него высунулась влажная пасть с клацающими по металлу клыками длиной в руку. Пальцы силовой клешни «Ариох» плавно разошлись, когти, выступающие из керамита, стали костяными, а потом превратились в гибкие щупальца, истекающие убийственной кислотой. Сзади из бедренного узла вырос голый костяной хвост с клинком на конце.

Харртека охватил ужас. А когда стала изменяться голова, он зарыдал. Органические выросты втянулись внутрь. Задняя часть удлинилась, передняя половина задрожала, выгнулась в сторону и вытянулась наружу. Остатки блока передачи мысленных импульсов показали, как благородной формы бронированный шлем превращается в ухмыляющуюся наполовину металлическую личину машины с загнутыми назад рогами.

Терент забился в костяной клетке, но безуспешно. Кабель блока мыслеуправления в металлической оплетке превратился в длинный трубчатый орган, присосавшийся к его мозгу и душе. Каждая попытка освободиться приводила к тому, что костяные иглы глубже впивались в его плоть, обрекая на состояние бесконечной агонии и неподвижности. Он попытался усилием воли прорваться в БМУ, но никакого влияния на сущность, овладевшую титаном, уже не имел. Жуткое существо видело его, но не обращало внимания.

Он был заперт в черепе зверя.

Веки над авгурами и окулюсом моргнули, и тогда его разум раскололся.

Терент Харртек уже не стесняясь закричал во весь голос. В одно мгновение все остатки воинского самоконтроля слетели, осталось лишь вопиющее безумие. Новорожденный титан Хаоса поднял голову к небу и громогласным ревом выразил свою ненависть ко всей Вселенной. 

Глава 33 ПОСЛАНИЕ МАЛКАДОРА

В саду играла свою симфонию журчащая река. В густых зарослях рододендронов благоухали облака цветов. Уголок Малкадора в равных частях представлял собой ложь, воспоминание и надежду. Воспоминание, потому что воспроизводил версию уже не существующей Терры: плодородной, влажной, зеленой, кишащей жизнью. Ложь, потому что позволял притворяться, будто все это еще сохраняется и за пределами небольшой долины, — маленькое солнце освещало ее, скрывая твердое скалобетонное основание Императорского Дворца. И надежду... на то, что Терра снова когда-нибудь станет такой и можно будет смотреть в открытое небо.

Все три составляющие оказались под угрозой. Сигиллит полагал, что даже в случае победы Императора Терра не будет такой, какой надеялись ее сделать Он и Малкадор. Империум, каким он мог бы стать, уже умер.

Этот сад да еще несколько подобных мест были единственной слабостью Сигиллита, а эта долина — его любимой. Здесь он мог забыть о покрытии, нависающем над долиной, и о насосной установке у истока реки, поднимающей воду на холм, чтобы она снова стекала вниз, и точно так же забыть о войне. В саду царил мир, за это он и любил его. Сад был одним из немногих мест во всей Галактике, где данное утверждение прозвучало бы совершенно искренне. Но это ненадолго.

На них идет враг.

Могучий мозг Малкадора принял и расшифровал послание Сангвиния за несколько часов до того, как то же самое сделали астропаты и угрюмые агенты Астра Телепатика доставили ему пергамент с печальными новостями. Это означало, что он узнал обо всем раньше, чем его проинформировали. Он чувствовал себя слегка виноватым из-за того, что не начал действовать немедленно, но притворное неведение дало ему несколько часов размышлений в тишине.

Император, безусловно, знал обо всем. Император должен был предвидеть и понимать все, что намерен сказать его ангелоподобный сын, еще до того, как тот произнесет первое слово. И Он простит Малкадору эту мелкую незначительную ложь самому себе — последнее послабление для них обоих.