Бойся меня

В последнем вопросе слышен намек на вызов, и мне моментально хочется сгладить это напряжение. Я не слишком сильна в проявлении чувств и не всегда умею подбирать правильные слова, но сейчас обязана попытаться.

— Я хочу разделить твою боль и попытаться понять. Да, наверное, хочу найти тебе оправдание. И себе тоже.

Кажется, у меня получается, и Савва мне верит. Засеребрившаяся сталь в его глазах гаснет, и они снова становятся синими.

— Это будет длинная история.

Я улыбаюсь как можно непринужденнее.

— А я никуда и не тороплюсь.

Савва откидывается затылком на мягкий подголовник кровати, несколько раз прочесывает пальцами темные волосы. Смотрит в окно, криво усмехается, будто вспомнив что-то, и переводит взгляд на меня. Волнительное и одновременно тревожное ощущение за секунды захватывает все мое тело. Когда Савва пускает меня в свой мир — а именно это он сейчас собирается сделать — это всегда чревато потрясениями.

— Я рос в прекрасном доме, — его губ касается легкая улыбка, словно он окунается в приятную ностальгию. — Доходы моего отца уже тогда позволяли многое. К моменту моего рождения он успел обрести славу модного столичного художника, и деньги потекли к нему рекой. Признание — великая вещь, особенно в таком искусстве как мода и живопись. Мой отец мог наобум мазнуть кистью по холсту, и куча невежд начинали трубить о рождении нового шедевра. Ты замечала, что когда человеку что-то легко достается, он начинает терять к этому интерес? Это произошло и с моим отцом. То, чем он жил и горел, перестало приносить ему былое удовольствие, и он стал искать новые источники вдохновения. Ими стали алкоголь и членство в обществе элитных снобов.

— Что за общество? — осторожно переспрашиваю я, боясь сбить настрой Саввы на исповедь.

— Ты наверняка слышала о масонах. Те, кто состояли в этом клубе, отчаянно желали к ним приблизиться: депутаты, звезды шоу-бизнеса, спортсмены мирового масштаба, директора крупнейших холдингов. Когда у человека денег больше, чем он имеет возможность потратить, ему становится дико скучно. Кто-то подсаживается на алкоголь и наркотики, кто-то вступает в беспорядочные половые связи в лицами обоих полов, включая детей, кто-то, чтобы не свихнуться от пресыщенности, ударяется в благотворительность. Общество псевдо-масонов было создано, как один из способов выпустить пар и польстить себе принадлежностью к высшей касте. В него вступали целыми семьями и платили поистине королевские взносы. Предполагалось, что его члены должны быть сверх образованными, обладать отменным вкусом и безукоризненными манерами. На базе этого общества была даже основана закрытая школа и в будущем планировалась постройка университета. Мне было четыре года, когда отец решил, что меня пора готовить к вступлению в «орден», как он это называл. Нянь и горничных он категорически не признавал, а потому предполагалось, что мое воспитание целиком ляжет на мою мать. По его мнению, это было очень кстати, потому что в тот год на седьмом месяце беременности она потеряла ребенка — девочку, которую она так сильно хотела — и ей было необходимо отвлечься. Позже я узнал об истинном масштабе ее личной трагедии. По какой-то причине моя мать хотела иметь дочь, а не сына, и рожать меня ее насильно заставил мой отец.

Он все еще выглядит так, словно говорит о чем-то приятном, и это усугубляет ту боль, которая начинает во мне прорастать. Ни одному ребенку не стоит знать, что их родители когда-то их не хотели. Даже если это правда, об этом лучше молчать.

— Выкидыш сильно ударил по психическому здоровью моей матери, превратив ее сомнамбулу, — продолжает говорить Савва. — Она по-прежнему следила за собой и ухаживала за домом, но на то, что происходит вокруг, ей было наплевать. Уходя в студию, отец стал давать ей распоряжения: обучить меня чтению и столовым манерам, чтобы ему было не стыдно брать сына на ужины ордена. Не уверен, что кто-то из детей его приятелей мог похвастаться теми же умениями в таком возрасте, но отцу это было неважно. Как выходец из семьи заводчан, он отчаянно желал утереть нос каждому, чья родословная была лучше его. Каждый раз возвращаясь домой на ужин, он пристально наблюдал за мной, и со временем его стало безумно раздражать, что его единственный сын, на которого он возлагал столько надежд, оказался бездарем. Прошел целый месяц, а я по-прежнему ел вторые блюда ложкой, и совершенно не умел орудовать ножом. «Как так? — орал он на мать. — Почему нет никакого прогресса?» Она пожимала плечами, говоря, что наши занятия не приносят положительного результата, потому что я плохо обучаем.