Положа руку на сердце, мне совершенно не жаль талантливого художника и ничтожного человека Вениамина Раевского. В моей кладовой сочувствия для него нет ни крохи. Даже мать Саввы вызывает во мне куда больше сострадания: женщина, по-крайней мере, была объективно нездорова, что является хоть каким-то оправданием ее участию в разрушении жизни сына. Я сожалею совершенно о другом: что они сумели покалечить Савву настолько, чтобы стереть для него грань между белым и самым черным.
Я поворачиваю голову. Савва лежит ко мне спиной, по пояс укрытый одеялом. Его идеальный запах ничуть не изменился, а кожа такая же чистая и гладкая. Этот красивый парень, в которого я без оглядки влюблена, возможно, причастен к смерти своего отца.
Мой взгляд фокусируется на белесом шраме под его лопаткой и отказывается двигаться дальше. Как я раньше не замечала? Это ведь следы его ужасного детства, как и многие другие, которые я встречала на его теле. Передо мной вновь встают детские глаза, наполненные испугом и непониманием. Почему-то глаза маленького Саввы представляются мне не синими, а прозрачно-голубыми. Тогда в них еще не успела осесть вся тьма и боль.
Во второй раз за минувшие сутки мне хочется заплакать, поэтому я бесшумно выскальзываю из кровати, чтобы сделать это в ванной. Задернув за собой занавеску, залезаю в душ и нарочно выставляю температуру холоднее, чем обычно. Вода упорядочивает мысли и помогает успокоиться, а сейчас, когда эмоции меня захлестывают, мне требуется приструнить их здравым смыслом. Прислушаться к себе, чтобы понять, как вести себя дальше. Та, кто всегда предпочитала твердый асфальт под ногами и предпочтительно без выбоин, сейчас по колено увязает в зыбучих песках. Вернуться назад, на твердую почву, не позволяет сердце, но и спасительной тропы я пока не вижу. Факты неумолимы: я люблю человека, имеющего проблемы с психикой. И что еще более невероятно: после всего, что Савва о себе рассказал, у меня не возникло желания сбежать. Впервые в жизни мне становится страшно, потому что я больше не ощущаю себя хозяйкой собственной судьбы.
Льющаяся вода скрадывает шумы, поэтому звук одернутой занавески становится для меня неожиданностью. Я резко оборачиваюсь и, стерев пену, упираюсь глазами в обнаженную грудь Саввы.
— Привет…
Положив руки мне на бедра, он молча тянет меня к себе. Горячее дыхание на лице, твердое тело, смявшее мою грудь, покачивающийся под тяжестью крови член. Наверное неправильно, что близость Саввы так легко стирает все мучительные мысли, но я умею быть эгоисткой. Пробегаюсь мокрыми пальцами по его шее, плечам, животу, веду носом по ключице, тянусь к нему губами. Дай мне забыть и забудь сам. Я хочу стать твоим спасением. Пусть все врачи мира говорят, что такой как ты не способен по-настоящему любить, я не могу им верить. Я привыкла доверять себе: мои первые настоящие чувства не могут быть выброшены в пересохший колодец. Ты помнил обо мне восемь лет. Какая тебе от меня выгода? В твоем окружении есть женщины куда красивее и успешнее чем я, но ты все еще находишься рядом.
Наши языки сплетаются воедино, его пальцы погружаются глубоко в меня. С ним у меня получается: не думать, не терзаться, забыть. Мое возбуждение горько-острое, каждый вздох — до жжения в легких. Савва разворачивает меня спиной, упирается подбородком в затылок, входит коротким жадным толчком.
Я не верю в то, что он самый большой эгоист на свете. Потому что то, как он занимается со мной сексом — это не потребительство. Его губы собирают влагу с моей шеи, ласкают, боготворят. Пальцы исследуют мое тело, скользят по соскам, ребрам, животу так, словно в этом нуждаются. И то, как с каким упоением он трахает меня, забивая мне под кожу свое дыхание — я знаю и чувствую, что все не просто так.Я влюблена в него, но я не спятившая дура.
Савва выходит из меня, запечатлевает долгий влажный поцелуй на шее, ведет языком по позвоночнику. Я замираю, потому что одновременно с этим давление члена перемещается выше и упирается мне между ягодиц.
— Хочешь сделать мне больно? — шепчу я, разглядывая покрытую каплями плитку. Я ведь далеко не экспериментатор, и минет — венец моего предыдущего сексуального опыта.
Губы Саввы прижимаются к моему уху, выдыхая в него короткий хриплый звук, пальцы сильнее сдавливают бедра. Я кусаю губу. Мне туго, странно, немного стыдно. Он лишь наполовину во мне.
— Наш секс совсем не об этом, Мирра. Сейчас мне нужно. С кем еще, если не с тобой.
47
— Тяжелые выходные? — Ирина вопросительно поднимает брови, встречая меня у самых дверей лифта. — Я уже привыкла видеть тебя с улыбкой на лице.
— Все в порядке. Не высыпалась немного. Есть какие-то новости?
— Откуда знаешь?
— Потому что ты только в этом случае ты ловишь меня у лифта. Ну так в чем дело?
— Новости так себе, — театрально вздыхает Ира, беря меня под руку. — Заместитель генерального директора и его отбитый пашот вернулись в офис. Я-то думала, он на больничном еще минимум месяц пробудет. Чай, с ума сходил, представляя, как ты крутишься в его кресле и пьешь из его кружки.